М. В. Ломоносов и основание Московского университета

На практике куратор превратился в полновластного диктатора, который, сидя в Петербурге, управлял университетом в Москве, ничем не отличаясь от Разумовского, который управлял Академией Наук из Батурина. До 1779 года Шувалов ни разу не был в университете, однако ничего там не делалось без его распоряжения. Постройка нового здания, ремонт помещения, покупка одежды для казенных студентов и гимназистов, размер жалования профессоров, учителей и студентов, штат университета и гимназии, «реестр учений», объявление о публичном диспуте или речи, текст этой речи, покупка книги или инструмента — все эти и десятки подобных дел из повседневной жизни университета нуждались в санкции куратора. Протоколы Университетской конференции пестрят жалобами на то, что профессора в течение многих месяцев не могут получить ответа на свои просьбы о покупке книг и т. п.[299]. Особенно тяжелым сделалось положение университета, когда его куратором оказался друг и приятель Теплова и такой же «приказной от науки», как и он, ставленник Екатерины II Василий Адодуров. Заклятый реакционер, враг Ломоносова и русской передовой науки, он открыто поддерживал реакционную группу профессоров университета и всячески мешал деятельности прогрессивных ученых.

Еще большие отступления от первоначального проекта Ломоносова произошли в отношении директора. Обладавший крупным чином и получавший жалования в 2–3 раза больше профессоров, директор университета очень скоро оказался в положении человека, стоящего над конференцией профессоров. Рядом с ним оказался с каждым годом растущий аппарат чиновников и несколько асессоров, каждый из которых получил в свое распоряжение отдельные части университета. Прошло всего несколько лет, и в Московском университете была создана такая же канцелярия, стоявшая над конференцией и управлявшая университетом столь же бюрократически и полновластно, как канцелярия Академии Наук. Канцелярия университета все более сужала компетенцию профессорской конференции и все более подчиняла ее себе[300]. Особенно резко увеличился аппарат канцелярии и ее власть с приходом в университет Адодурова, который прямо брал за образец канцелярию Академии Наук. Не случайно в составляемых профессорами университета проектах устава одно из центральных мест занимает требование уничтожения канцелярии и замены ее небольшим аппаратом, находящимся в подчинении профессорской конференции[301].

Такой разрыв с первоначальным проектом был совершенно не случаен. Это вполне соответствовало общему состоянию чиновничье-бюрократического аппарата Российской империи. Соответствующий раздел проекта Ломоносова, фактически дававший университету самоуправление, находился в противоречии с системой самодержавно-крепостнического строя, поэтому он был скоро уничтожен при самом активном содействии Шувалова.

По этим же причинам в проект университета не вошло и требование Ломоносова, чтобы профессора и студенты университета получали «по здешним законам пристойные ранги и по генеральной табели на дворянство дипломы»[302]. Ломоносов стремился хотя бы в какой-то мере изменить бесправное положение деятелей русской культуры и науки, большинство которых были выходцами из разночинцев. Он стремился оградить их от произвола ничтожных чинуш, издевавшихся над ними. На опыте Крашенинникова, Котельникова, Попова и на своем собственном он видел, сколько унижений и горя приходилось им преодолевать из-за того, что какой-нибудь пройдоха, вроде Теплова или Шумахера, обладал чином, которого не было у них.

Не вошло в проект и еще одно очень важное требование Ломоносова: «Чтобы университет имел власть производить в градусы»[303]. Он видел, что отсутствие у Академии Наук права производить студентов в ученые степени магистров и особенно докторов умело использовалось академическими реакционерами для того, чтобы не пускать в науку неугодных ей людей.