М. В. Ломоносов и основание Московского университета

Отсутствие у университета права производить в ученые степени поставило в особенно тяжелое положение профессоров и студентов медицинского факультета. Они оказались в полной зависимости от медицинской коллегии, так как только она давала звания докторов медицины и разрешение на практику. Характерно, что иностранцы, приезжавшие в Россию, получали подобные дипломы немедленно, русским же профессорам, даже имевшим дипломы, приходилось терпеть годами длившиеся мытарства, чтобы быть «признанными» медицинской коллегией. С. Зыбелин и П. Вениаминов, учившиеся за границей, представили свои диссертации с похвальными отзывами тех университетов, где они обучались. Эти диссертации были направлены на заключение к проф. Керштенсу, который издевательски заявил, что не видит смысла читать их, так как не уверен, что они написаны Зыбелиным и Вениаминовым, а не немецкими студентами. Несмотря на то, что Зыбелин, Вениаминов и Афонин успешно защитили свои диссертации за границей и возвратились в Россию с дипломами докторов медицины, медицинская коллегия отказалась их признавать. Лишь только после длительной переписки Екатерина приказала устроить им экзамен для выяснения того, «достойны ли они, чтобы их к практике допустить». Но и этот экзамен не состоялся[313]. Понадобилось почти 40 лет для того, чтобы университет получил, наконец, право давать ученую степень доктора.

Эти примеры, а число их можно умножить, говорят о том, насколько осложнялось положение отсутствием у университета права присваивать ученые степени, на котором настаивал Ломоносов.

Следует обратить внимание еще на одну сторону проекта. Ломоносов в своем письме к Шувалову выдвигал требование, чтобы проект «служил во все будущие роды» и предусматривал бы такое число профессоров и студентов, чтоб через несколько лет не пришлось «оный снова переделывать и просить о прибавке суммы» (стр. 275). Между тем смета на содержание университета и гимназии, приложенная к проекту (по терминологии того времени «штат»), поражает крайней скупостью. Уже говорилось о тех сокращениях, которые были произведены Шуваловым в числе профессоров. Еще меньше предусматривалось учителей в гимназии. Трудно даже поверить, что на обе гимназии (дворянскую и разночинную) Шуваловым было запланировано всего 6 учителей, да и то из них четверо были преподавателями иностранных языков. Все же остальные занятия с гимназистами должны были бесплатно вести студенты университета[314]. Ломоносов считал, что на содержание студента должно отпускаться 100 рублей в год, а проект отпускал всего 36 рублей. Согласно «штату» в университете предусматривалось всего 20 студентов и 50 гимназистов, находившихся на казенном содержании. При этом на содержание гимназиста «штат» отпускал всего 12 рублей в год (Ломоносов предлагал 30 рублей)[315]. И совсем уж нищенскими были ассигнования на хозяйственные и учебные нужды. На содержание университетского дома, дрова, свечи, бумагу, книги, инструменты и т. д. Шувалов считал достаточным отпуск в год 460 (!) рублей[316]. Даже Сенат увидел всю несуразность шуваловского «штата» и постановил увеличить сумму на содержание университета до 15 тысяч. Кроме того, он решил «на первый случай для покупки книг и прочего сверх годовой определенной суммы дать единожды еще до 5 тыс. рублей»[317]. И эта сумма была, конечно, совершенно недостаточной. «Штат», составленный из расчета 15 тыс. руб., не очень сильно отличался от первоначального. Смета на университет увеличилась немногим более тысячи рублей, да и то из них 580 рублей отпускалось на оплату секретарей при кураторах. Бюджет гимназии, хотя и увеличился в три раза, был совершенно недостаточным. В нем оставалось всего 6 учителей и только 50 гимназистов, а студентам-учителям предполагалась прибавка от 30 до 60 рублей. На все же хозяйственные, учебные и прочие расходы университета и гимназии отпускалось всего 2700 рублей[318]. По другому варианту «штата» их оставалось и того меньше — 1700 рублей[319].