М. В. Ломоносов и основание Московского университета

В отличие от Барсова деятельность Поповского отличалась материалистической направленностью. В эпоху господства метафизики и эмпиризма Поповский требовал философского осмысления наблюдений и накопленных наукой материалов. Следуя за Ломоносовым, он правильно определял место философии среди других наук и ее значение. «От нее зависят все познания; она мать всех наук и художеств. Кратко сказать, кто посредственное старание приложит к познанию философии, тот довольное понятие, по крайней мере довольную способность, приобрящет и к прочим наукам и художествам. Хотя она в частные и подробные всех вещей рассуждения не вступает, однако главнейшие и самые общие правила, правильное и необманчивое познание натуры, строгое доказательство каждой истины, разделение правды от неправды от нее одной зависят»[486]. Поповский сравнивал философию с архитектором, который, «не вмешиваясь в подробное сложение каждой части здания», определяет размеры здания, его положение, отношения частей и указывает место и задачи строителям и мастерам. Считая, что наука может успешно развиваться только на основе философского метода, Поповский выражал твердую веру в безграничную силу человеческого разума: «Нет ничего в натуре толь великого и пространного, до чего бы она (философия. — М. Б.) своими проницательными рассуждениями не касалась. Все, что ни есть под солнцем, ее суду и рассмотрению подвержено; все внешние и нижние, явные и сокровенные созданий роды лежат перед ее глазами»[487]. Рассуждения Поповского показывают, что он материалистически решал основной вопрос философии, считая природу источником всех философских и иных идей. Правильно определяя место философии среди других наук и указывая на тесную связь наук между собой, Поповский тем энергичнее выступал за преподавание философии на русском языке, чтобы «всяк мог требовать ее совета». В противовес презрительному отношению к русскому народу со стороны «ученых»-иностранцев и неверию в творческие силы русского народа со стороны аристократов Поповский говорил о «простых русских людях», которые, «не слыхавши и об имени латинского языка, одним естественным разумом толь изрядно и благоразумно о вещах рассуждают, что сами латинщики с почтением им удивляются»[488].

Поповский активно поддерживал Ломоносова в его борьбе с антинаучными средневековыми теориями о строении вселенной. В своей лекции по философии он смело выступил в защиту системы Коперника. Это тесно связано со всем его мировоззрением. Уже говорилось, что еще в 1754 году он по указанию и под руководством Ломоносова перевел поэму «Опыт о человеке». Когда духовная цензура изуродовала его перевод, Поповский напечатал измененные стихи другим шрифтом, предупреждая читателя о том, что они принадлежат не ему. Отстаивая свою правоту, Поповский писал в предисловии: «А как материя сия нежная, то может найтись кому-нибудь нечто и сомнительное, в рассуждении нашей религии; в чем однако справедливый читатель меня извинит, для двух причин: первая, что я не богослов, и потому простительно мне будет, если где не мог усмотреть несходства с нашей религией; второе, что я не критиком был, но переводчиком; следовательно, хотя бы и усмотрел нечто противное, однако поправлять не имел никакого права… По крайней мере мое намерение услужить обществу сею книжкою, не весьма, как кажется бесполезною, должно быть освобождено от всякого нарекания…»[489], — решительно заявлял он в заключение. Перевод Поповского, в котором он продолжал традиции соединения науки и поэзии, получившие в русской литературе такое яркое выражение в творчестве Ломоносова, был высоко оценен современниками. Он вышел большим для того времени тиражом — в 1200 экземпляров и выдержал еще четыре издания[490]. В своем словаре Н. И. Новиков дал высокую оценку работе Поповского и искусству его перевода. Хорошо отзывался о нем и Д. И. Фонвизин[491].