Ма(нь)як

Иван обернулся: Коля по-прежнему сидел на кухне, потягивая чай, и крутил ручки радиоприемника. Заметив повернувшегося к нему Ивана, он помахал ему рукой и улыбнулся, словно приглашая вернуться в квартиру. Тот кивнул и проследовал за Маатом в космос.

11.

Тяжелые ледяные капли градом сыпались из единственного окошка башни, и пол ее был сплошь залит водой. Брикер постоял у установки, напряженно вглядываясь в мутную серую пелену, наползавшую на маяк с севера, и отправился вниз — похоже, что сезон штормов обосновался в этой части океана всерьез и надолго.

Смотритель удобно устроился возле кухонного окна и в который уже раз открыл книгу, намереваясь внимательнее прочесть главу про Маат. Синее перо, стройная женская фигура… отчего же в его видениях богиня справедливости предстала перед ним в виде мужчины? Да еще с таким до боли знакомым голосом… Дмитрий отложил книгу и прижался лбом к стеклу. Шторм, словно безумный бродяга, отплясывал, потрясая своими свинцовыми лохмотьями, и ошметки их разлетались в разные стороны.

Брикер вдруг вспомнил слова старика-смотрителя об эсминце, который скоро непременно появится в этой акватории. В прошлый раз корабль ему просто померещился со страху, но ведь где-то должен быть и настоящий. Правда, старик и сам был не меньшим видением. Откуда здесь взяться атомному эсминцу да еще и в такой шторм?

Тьма за окнами сгущалась, ветер завывал все сильнее. Вероятно, все же придется закрыть на ночь ставни, чтобы не проснуться по колено в воде. Брикер нехотя нацепил дождевик и в который уже раз вышел на площадку. Его тут же окатило волной:

— Плевать на ставни, — зарычал шторм, — иди ко мне! Без тебя мой концерт не состоится!

— Ну уж нет, — пробормотал Дмитрий, продвигаясь к окну и пытаясь ухватить мокрые скользкие ставни, — второй раз я на это не куплюсь.

— Сегодня в моих чертогах пройдет суд. Без твоего присутствия он просто не имеет смысла!

— Давайте все же как-нибудь без меня, — отмахнулся смотритель, хватаясь за перила и направляясь к следующему окну.

— Без тебя невозможен ни суд, ни концерт, ни даже я! — взревел шторм.

И тут на перилах возникла Женя в обтягивающем желтом платье и с синим пером волосах — точно как с той фотографии, которую Брикер когда-то везде носил с собой.

— Тебе придется пойти, Дима, — усмехнулась она, уцепилась за его рукав и потянула к краю.

Он ухватился за ставень и уперся пятками в стену, но Женя схватила его, словно он был невесомым надувным манекеном, и с хохотом швырнула в океан. Он попытался было ухватиться за перила, но не успел даже подумать об этом, как ушел под воду, теряя сознание.

* * *

— Итак, слушается дело Николая Секачева, — послышалось откуда-то издалека.

Дмитрий открыл глаза и несколько секунд недоуменно озирался по сторонам. На мгновение ему показалось, что давешний балаган с безумными человечками кислотных расцветок снова вернулся. Комната, в которой очутился Брикер, переливалась всеми цветами радуги, и он даже не мог выделить доминирующего оттенка. Кругом мельтешили те самые лилипуты, издавая странные звуки, чем-то схожие с криками чаек. Сам он находился на некотором возвышении, а зала представляла собой подобие бесформенной чаши, замершей над океаном, а из недр ее вздымалась ввысь радуга, скрываясь где-то вдали. Вероятнее всего чаша накрыта была неким куполом, поскольку оставалась недосягаемой для шторма, да и сам шторм воспринимался как что-то происходящее в параллельной реальности или на экране купола.

Брикер встал, и сиденье тут же изменило форму и отбежало в сторону, оказавшись одним из лилипутов. Он брезгливо поморщился и подошел к стенке купола, но тут в глаза ему брызнул яркий свет, шторм исчез, а потолок окрасился в те же невероятные цвета, что и стены. Брикер развернулся и в дальнем конце зала увидел прозрачный куб, из которого вверх ногами торчало чье-то туловище. Головы несчастного Дмитрий рассмотреть не мог, поскольку вокруг продолжали сновать лилипуты, и кроме того обзор загораживали диковинные растения, которые при ближайшем рассмотрении оказались животными. Из кадки слева выглядывала голова оленя, вросшая в землю самыми настоящими корнями, а из рогов его, как из ветвей, пробивались зеленые листья. Цветы моргали своими сердцевинами и разевали пасти. Бутоны лопались и расползались по зале крошечными букашками, чем-то походившими на божьих коровок…

Брикер попытался подойти ближе, расталкивая снующие вокруг галлюцинации всех мастей. Над прозрачным кубом завис какой-то бесформенный агрегат все тех же кислотных расцветок. Он пульсировал, и от него отходили странные ломаные кривые красноватого оттенка, сливающиеся внизу в массу, по виду более всего напоминающую груду алых лепестков, перевязанных темной колючей проволокой. Эта масса постепенно переходила в некое подобие конвейера, на котором, словно на экране, мелькали фигуры безумных очертаний. В конце его фигуры волшебным образом материализовывались и сходили с экрана, превращаясь в тех самых лилипутов и растительных животных.