Мачо

Аглая не моет их не потому, что лень или нет горячей воды, а из принципа. Чистые, пушистые, уложенные, тщательно прокрашенные волосы – это зависимость от чужого мнения, это мещанство, это пошло и мелочно, это быть как все. Аглая выше этого. Унизительно суетиться, мыть голову, бегать по парикмахерским – всё для того, чтобы нравиться человечеству и мужчинам, в частности, – этим самцам, этим ничтожествам в штанах – ещё чего! Грязные волосы – это вызов, это кредо, это реющее, вернее, засаленное знамя Аглаи.

Мы сидим за кофе со сливочным ликёром. Ирка с тех пор, как мы в последний раз виделись, похудела, осунулась, побледнела – ей это идёт. Мы сурово требуем, и она рассказывает всё с самого начала. Про зряшно прожитую пустую жизнь, про одиночество вдвоём. Про подсматриваемую чужую любовь за чужими шторами, которую она засекает по часам.

Рассказывает про то, что не бывает честных женщин – есть фригидные. Нет шлюх – есть темпераментные, и против природы не попрёшь. Целомудрие – это сокровище в ларце, которое только потому остаётся нетронутым, что на фиг никому не нужно.

Наконец, вздыхая, сообщает про роковое газетное объявление. Я с интересом рассматриваю Ирку, которой седина толкнулась в волосы, а бес – в ребро. В школе она краснела от слова «живот» и «пёрли». За своего Аркадия Петровича вышла невинной девушкой, ходили, взявшись за руки, как дети в малышовской группе. Когда у них родились сыновья, я всерьёз задумывалась: не методом ли опыления они их зачали?

В перестройку я затащила её на премьеру фильма «Маленькая Вера». И очень пожалела. Посередине фильма во время эротической сцены, когда голая Негода оседлала Соколова, во тьме зала раздался изумлённый, душераздирающий, полный муки женский крик. Кричала, как подбитая птица, Ирка. Это был крик прощания с советским девичьим стыдом. С заветной тайной двоих, с сокровенным актом, на всеобщее обозрение которого было наложено табу. С девизом «умри, но не дай поцелуя без любви». Отчаянный крик, вещающий наступление совсем другой, вывернутой наизнанку эпохи.

Я вывела из зала её в полуобморочном состоянии. У Ирки было меловое лицо, тусклый взор и блуждающая улыбка.

И вот сейчас эта Ирка смело рассуждает о темпераменте и фригидности. Ну, дела. Видно, правду говорят сексологи, что до женитьбы нужно хорошенько нагуляться обоим: и жениху, и невесте. Потому что тайное, не выгулянное когда-нибудь всё равно начнёт проявляться, сочиться изо всех пор. Потому что непременно захочется сравнить супруга (у) с кем-нибудь ещё.

– Так что с твоим сексуальным маньяком?

У Аглаи при слове «сексуальный маньяк» заблестели глазёнки. Ну, что, что… Сначала всё было именно так, как представляла Ирина. Квартира, скорее всего съёмная: красные обои, красный ковёр на полу, огромная кровать под красным шёлковым балдахином. На столике цветы, фрукты, вино. Рядом с кроватью напольная ваза с икебаной: голые вицы с засохшими шишечками. Похожи на дикую японскую спирею – у Ирины такая растёт на даче.

Хозяин вышел в туго обтягивающем эластичном комбинезоне. Но он по телефону предупредил её, что будет выглядеть экстравагантно, пусть не удивляется. Немного напрягло, что он сразу попросил называть его «господин». На лице у него была кожаная зубастая маска, напоминающая шлем на докторе Лекторе. Маска делала голос гулким и хриплым. Ирке очень-очень захотелось убежать, но западня была захлопнута, птичка попалась.

– Девочки, мне стыдно рассказывать, что он надо мной вытворял до самого утра, – прошептала, дрожа, мучаясь и краснея, Ирка. И, несмотря на неприлично жадные расспросы Аглаи поделиться, что именно вытворял это извращенец, типа, выговоришься – тебе же легче будет, Ирка в отчаянии мотала головой, опускала глаза и краснела как свёкла.

Разумеется, когда бежала домой, она выбросила проклятую симку. Так вообразите, этот озабоченный откуда-то раздобыл её постоянный номер. Который – о, ужас! – на правах законного супруга иногда инспектировал Аркадий Петрович! Ирина в резкой форме отказалась от встреч с «господином».

– Мы же не хотим, чтобы наш муж узнал о развлечениях горячей жёнушки на стороне? – ласково спросил её хриплый голос. – Диск в конверте, конверт в ячейке на почте. Стоит только сообщить номер ячейки мужу… Или мы предпочитаем ввести в курс происходящего почти взрослых сыновей?

Он был хорошо проинформирован. Мы с Аглаей ахнули, схватились за щёки и переглянулись.

– И сколько вы уже… встречаетесь?

– Полтора месяца. Девочки, я на грани, он меня измучил. С каждым разом он всё неистовее, изощрённее, ненасытнее. Гудит в свою маску, что аппетит приходит во время еды. Я ухожу на дрожащих, подламывающихся ногах…

– Но он гадостей по отношению к тебе никаких не позволял? Типа, из собачьей миски заставлять есть? На поводке водить? Или мочиться на тебя? Или хлыстом бить?

– Нет, слава богу…

– А Аркадий Петрович? Он ничего не заподозрил?