Мадам Белая Поганка

– Вам не кажется странным поведение Зельды? – спросил Иван Никифорович.

– Жена, которая изменяет мужу, не вызывает удивления, – хмыкнула Ада Марковна. – Имя таким бабам легион.

– Не о том речь, – остановил Дюдюню Иван, – Краснова решила захоронить пепел мужа в могиле матери. Не купила нишу в колумбарии. Зачем зятя к теще помещать? Был бы он ее сыном, тогда понятно. Но супруг дочери Адвотье не родня.

– Дотя не рожала Зельду, – уточнила я, – она ее воспитала.

– Хорошо, – кивнул муж. – Есть вопрос. Зельда привозит урну, а Полина и Анастасия Романовна разрешают зарыть ее в могиле Локтевой. Просто так? Без каких-либо справок?

– Возможно, они видели какие-то бумаги, – попыталась я защитить симпатичных мне тетушек.

– Ваня, – вступила в разговор Ада, – что Полина, что Анастасия – обе крайне наивные дамы. Для них важна не бумажка с подписью, а знание: в урне то, что осталось от супруга Зельды, а она своя, девочка из Агафина.

– Следующий вопрос, – продолжил Иван Никифорович. – Зачем Зельда указала на памятнике имя и фамилию покойного, если по его документам жил ее любовник, а?

– У меня возник тот же вопрос, – пояснила я, – поэтому, когда мы подошли к могиле Авдотьи, я задала его Полине, но в завуалированной форме. Осведомилась: «Как красиво написаны на надгробиях данные о покойных. Наверное, художник вам помогает?» Она ответила: «Анастасия Романовна училась каллиграфии. Она сама работает кисточкой. Зельда просто зарыла урну в землю и уехала. Я сначала не обратила внимания, но спустя несколько дней решила посадить на могиле Доти цветы. Принесла ящик с рассадой и расстроилась. Никакой таблички Зельда не оставила. Ну разве можно так поступать? А потом сообразила: все равно Анастасия Романовна сама памятную надпись сделает, она еще и эпитафию сочинит. Очень у нее красиво получается».

– Муж Авдотьи – Вениамин Мартынович Локтев, – произнес Коробков, – советский портретист. Его отец был расстрелян по приговору суда. Мать мальчика Зинаида Локтева угодила вскоре после гибели супруга в лагерь и там быстро скончалась.

– Темные годы советской истории, – грустно заметила Ада Марковна.

– Да уж, не хотелось бы жить в то время, – высказался Димон. – Мартын организовал коммуну «Жизнь на земле». Он вроде решил создать образец новых коммунистических отношений. Его проект очень понравился людям, которые имели право принимать решения, Мартыну отвели под его проект землю в Подмосковье. Деревню Агафино.

– Там сейчас живут Полина и Анастасия Романовна, – удивилась я, – последняя рассказала нам, что село сразу после большевистской революции основал Федор Колпаков. Он спас своих односельчан от красного террора, увел жителей деревни в далекие леса-поля. Там люди основали поселение, которое назвали Агафино в честь Агафьи, жены Петра. Это предки тех, кто решил спрятаться от большевиков.

– Сведений у меня немного, – произнес Коробков. – Могу лишь сказать: до тысяча девятьсот семнадцатого года в Агафине жили язычники.

– Кто? – заморгала Ада Марковна.

– Люди, которые считали, что князь Владимир ошибся, выбрав для Руси православие. У русичей были свои боги, которым народ поклонялся не одно столетие. Основал поселение учитель истории Мартын Локтев. Все мои сведения из книги «История бунтаря». Ее написала… та-да-дам! Здесь нужны аплодисменты, круг замкнулся. Автор книги – Гортензия, дочь Авдотьи и Вениамина Мартыновича Локтевых, внучка того самого Мартына, которого расстреляли.

Миша потряс головой.

Димон продолжал елозить мышкой по коврику.

– Господа Локтевы мало кому интересны, поэтому сведений о них одна капля. Вениамин Мартынович, советский художник-портретист.

– Это ты уже говорил, – перебил Димона Никита, – сообщи что-то новенькое.

Глава двадцать седьмая

Я посмотрела на лучшего друга. Ну почему Димон всегда спокоен, как сытый удав. За долгие года дружбы я ни разу не видела Коробкова не то что в гневе, а даже в легком раздражении. Дима полагает, что каждый человек имеет право на собственное мнение, поэтому ни с кем спорить не стоит. И осуждать чужое поведение не надо.

«Если кто-то на твоих глазах ковыряет в носу, удержись от замечания, отвернись, а сам следи за собой, а не за другими», – так он высказался, когда я один раз поинтересовалась, почему он всегда находится в прекрасном расположении духа. Вот и сейчас Коробок и не подумал рассердиться на Никиту, который не дал ему договорить.