То, что Хмельницкий ни за что, ни про что одарен огромным талантом, она поняла сразу. Он тут же сделал несколько набросков, которые привели ее сначала в замешательство, а потом в восторг.
– Я немного устала, давай сделаем перерыв, – промурлыкала Гали. – У тебя есть что-нибудь выпить, чтобы расслабить девушку?
Гали неторопливо подошла к нему и характерными кошачьими движениями потерлась о его бок… «Шляхтич» так был взволнован, что в самый ответственный момент произошла осечка. Он готов был высечь своего проштрафившегося дружка. Готов был провалиться сквозь землю, но это вряд ли бы ему помогло. Гали, несмотря на свою молодость, вместо того чтобы начать подтрунивать над художником, повела себя мудро, как опытная женщина.
– Видишь, ты так сильно меня хочешь, что даже не можешь. Это не страшно. Ты слишком взволнован ожиданием близости со мной. Ты торопишься, дорогой, а этого не следует делать. Да и я еще не совсем готова – я тоже волнуюсь. Куда нам спешить, впереди еще целая ночь. Смотри, какой он у тебя красивый, большой и горячий, как приятно держать его в руке… Скольким женщинам он уже доставил радость, а теперь готовится войти в меня.
Она стала осторожно покусывать соски «Шляхтича». Потом начала тихо шептать ему на ухо такое и в таких откровенных выражениях, из которых позволительно только «…я хочу, чтобы ты меня… стоя… а потом повалил… и изо всех сил…»
Издревле известно: «вовремя сказанное верное слово и мертвого поднимет». Ночь пролетела на одном дыхании.Рано утром следующего дня Гали разбудила художника легкими поцелуями в шею.
– Ты уже уходишь? Так рано? Мне так хочется полежать еще пару часиков с тобой. Ну, пожалуйста…
– Мне нужно идти по делам, – ответила она. – Ты напоминаешь мне ребенка, который впервые попробовал мороженое и просит еще, а ему его не дают родители.
Уходить ей совсем не хотелось, но Эдуард Натанович Бутман (так мысленно назвала она сейчас «лорда») ждал ее.
– Пока, – проворковала Гали и упорхнула. Так начался их роман с Хмельницким.