Мадам Икс (ЛП)

Он пальцами, точнее, их подушечками, проводит по моей щеке и гладит высокие скулы. Я осмеливаюсь, наконец-то, посмотреть в зеркало и вижу там тёмную голову и плечи, возвышающиеся надо мной. Почти чёрные глаза захватили меня в плен в отражении. Кончики пальцев спускаются к моей шее, и один за одним касаются синяков. Очень мягко, нежно, едва задевая.

— Никогда снова...

— Я знаю, — я произнесла это шёпотом, потому что мне больно говорить, и потому что не осмеливаюсь говорить громче.

Я вижу картину, замороженную в стекле зеркала: угольно-чёрное элегантное пальто, сшитое по фигуре, и скрывающее в своих рукавах сильные накаченные руки. Оно расстёгнуто нараспашку, узел галстука едва виден из-за моего правого плеча — идеальный треугольник алого шёлка на белоснежной рубашке. Тёмный, мощный взгляд направлен на меня, а рука сжимает моё горло. Властно обладая, но в тоже время как-то нежно. Как будто обещает что-то, но не угрожает. Ещё... ещё предупреждает.

Внезапно, я слышу глубокий вдох, и затем в отражении остаюсь одна, наблюдая за уходящей широкой спиной и плечами.

Когда дверь закрылась, я могу, наконец, выдохнуть и тяжело опуститься на пол. Дрожу, положив руки на колени. Я сняла свои ярко-красные туфли от Джимми Чу и поставила их на зеркало, одна туфля осталась стоять вертикально, а другая свалилась на бок.

Делаю глубокий вдох, выдох. Ещё раз. Сжимаю пальцы в кулак, в тщетной попытке остановить их дрожь. Из меня вырывается рыдание, но я подавляю его. Ещё раз, громче. Я не могу, не могу. Если разрыдаюсь, то дверь снова откроется, и я поддамся потребности в утешении. И мне, сражающейся со всеми своими «я», понадобится физический комфорт, чувственное подбадривание... а я это ненавижу. Ненавижу. Как только дверь закрылась за широкой и мускулистой спиной, чувствую глубокое тайное желание принять душ и смыть память о нём со своей кожи.

Мне это необходимо. Я не могу бороться с реакцией своего тела на такое грубое, мужское, сексуальное, чувственное превосходство.

Схватив подушку с дивана, обнимаю её руками, и прячу лицо в жёсткой ткани, позволяя себе поплакать. Камера находится позади меня; он будет видеть только как я сижу на диване, переваривая события утра. Он будет видеть только мою нормальную, естественную реакцию на травму.

Я вся дрожу, так сильно, что болят суставы, и рыдаю в подушку. Только в одиночестве я могу снять броню.

И пока плакала, меня осенило: это был первый раз в моей памяти, когда кто-то пришёл и ушёл, а я оставалась полностью одетой всё это время. Аномалия.

Высушив слёзы, я восстановила своё дыхание, нашла равновесие. Отложила подушку. Встала, встряхнула руки и откинула волосы. Нет больше слабости. Даже когда я одна.

Взглянула на часы: семь сорок восемь утра. Что я буду делать весь оставшийся день? Я никогда не была одна так долго. Наверное, это будет шикарным, дорогим подарком.

Нет.

Целый день один на один с моими мыслями?

Я в ужасе.

Тишина дышит истиной. Одиночество порождает самоанализ.

ГЛАВА 4

Ты девушка. Я не ожидала этого. В досье твоё имя указано, как Джордж Э. Томпкинс. Двадцать пять, двадцать семь лет, единственный ребёнок и наследник весьма значительного состояния Техасского нефтяного барона. Джордж Томпкинс. Фотографии нет. Я ожидала увидеть техасского парня, растягивающего звуки и с большой блестящей пряжкой «Тони Лам» с потёртостями.

Встреча назначена на девять утра. Калеб отменил несколько сеансов сегодня, так что я могла поспать чуть подольше... и нанести консилер на злые чёрно-зелёно-жёлтые синяки на горле.

В восемь пятьдесят восемь раздаётся громкий «динь» со стороны лифта, а затем, стук в дверь.

— Мадам Икс?

Леди никогда не должна быть застигнута врасплох. Поэтому моргнув, и улыбаясь я проводила высокого, долговязого ребёнка Техаса в свою квартиру. Без слов, но с изяществом.

Ты высокая, с выдающейся грудью, которую не скрыть даже под этой белой мешковатой рубашке на пуговицах. Актуальный галстук-Боло. Да, потёртый «Тони Лам». И да, блестящая пряжка ремня больше, чем оба моих кулака вместе взятые. Обескураживающие зелёные глаза, волосы где-то между тёмно-русыми и светло-коричневыми, дорогая стрижка и укладка... короткие, зачёсанные на одну сторону с аккуратным пробором. Не то, чтобы мужская стрижка, но что-то в этом стиле. Ты не надела ни серьги, ни браслеты, ни кольца, ни ожерелье. Никакого намёка на женственность, вообще, за исключением груди, которую я вполне себе представляю, лишь потому, что она слишком большая, чтобы её скрыть, но ты и не беспокоишься на этот счёт.