Мадам Оракул

– Естественно, – скучающе, с ленцой, ответил он. Ему была хорошо знакома ее рубашка, она уже не возбуждала его, как раньше. Последнее время от Фелиции пахло увядающими гиацинтами, весенним увяданием, не сладковатым, как осеннее, а тинистым, болотным. Редмонд предпочитал запах Шарлотты, от которой веяло чуть затхлой лавандовой водой.

– Что станет со мной без тебя? – с обожанием воскликнула Фелиция.

– Ты унаследуешь кучу денег, – удивленно ответил Редмонд, отвернулся к окну и, глядя на свое отражение, поднял левую бровь. Недобрый наблюдатель сказал бы, что он тренируется. Редмонд думал о Шарлотте; ему нравилось заставлять ее краснеть. Он устал от чрезмерности Фелиции: ее тела, которое, словно сорная трава, стремилось полностью занять окружающее пространство, волос, не знавших границ, будто лесной пожар, ума, расползавшегося, точно рак или лобковые вши. «Остановись», – не однажды просил Редмонд, но она не могла, она проносилась над ним, как чума, и оставляла иссушенным. Но теперь появилась Шарлотта с ее корсетами, и особенными повадками, и белым, будто из фланелета, личиком, и бледными пальчиками… Ее холодность интриговала его.

Так, по крайней мере, думала Фелиция, страдальчески впиваясь зубами в нижнюю губу – полную, чувственную губку, которую Редмонд когда-то так любил ласкать. Сегодня он задержался дольше обычного. Фелиция всхлипнула и, слишком расстроенная, чтобы думать о приличиях и носовых платках, вытерла слезы тыльной стороной свободной руки. Наверное, она предвидела, что все так или иначе устроится в пользу Шарлотты, а ей самой предстоит кануть в небытие. По щеке скатилась слеза, на кончиках рыжих волос вспыхнули электрические искорки. В зеркале полыхало пламя и стояла вода – Фелиция видела себя под водой. Она боялась смерти. Она хотела только одного – счастья с любимым человеком, но это невозможное желание сломало ей жизнь; следовало довольствоваться привычкой, покоем, извечной ложью.

Я открыла глаза, встала и пошла на кухню готовить кофе. Все не так, все плохо.

Жалость к Фелиции исключена – это против правил и полностью разрушает сюжет. Мне хватало опыта, чтобы это понять. Будь она не женой, а любовницей, я могла бы сохранить ей жизнь; но так несчастная обречена. В моих книгах жены либо сходят с ума, либо умирают, либо то и другое вместе. Но разве она это заслужила? Как можно приносить ее в жертву ради Шарлотты? Я уже утомилась от драгоценного целомудрия и безупречности этой девицы. Она вызывала у меня зуд во всем теле, как власяница, хотелось, чтобы иногда она падала в грязь, страдала от менструальных болей, потела, рыгала, испускала газы. Даже ее страхи были чрезмерно чисты: все эти безликие убийцы, лабиринты, запретные двери.