Инспектор Галашю
Профессор Шлокофф. Это очень пожилые люди. С ними нужна мягкость.
Инспектор Галашю. По поводу мягкости. Зачем вон тот альбинос в сутане колотит палкой свою запеканку? Вон, посмотрите!
Профессор Шлокофф. Да, я вижу. Это аббат Сен-Фре.
Инспектор Галашю. Он вылил мне в лицо стакан воды и велел убираться назад, в ад. По-вашему, это нормально?
Профессор Шлокофф. Приношу свои глубочайшие извинения. Мне следовало вас предупредить…
Инспектор Галашю. А вон та бабуля?
Профессор Шлокофф. Которая? Та, что только что стащила банан, а теперь прячет его в лифчик?
Инспектор Галашю. Нет, другая. Которая не дает своей соседке есть. Видите? Та подносит вилку ко рту, а эта пихает ее в бок.
Профессор Шлокофф. Ах эта? Это Сюзанна Борниоль.
Инспектор Галашю. Знаете, она так на меня налетела. До сих пор колено болит. Если я правильно понял, она приняла меня за Альфреда Хичкока. И страшно ругалась, что я вырезал ее при монтаже.
Профессор Шлокофф. Да, они в этом возрасте любят пошутить. Своего рода возвращение в детство.
Инспектор Галашю. Так вот, повторяю свой вопрос. Я уже переговорил со всеми вашими психами или мне нужно подкрепление, чтобы продолжить следствие?
Профессор Шлокофф. Право же, я очень сожалею. Я попробую объяснить ситуацию нашим постояльцам и призову их к сотрудничеству.
Инспектор Галашю. Вы что, собираетесь рассказать им правду?
Профессор Шлокофф. О нет, это вызвало бы всеобщую панику. Пока будем придерживаться версии исчезновений.
Инспектор Галашю. Все равно они рано или поздно узнают.
Профессор Шлокофф. Лучше поздно, чем рано.
Г-н Юбер С. положил книжку на колени, выпил рюмочку коньяку и задумчиво уставился на полки книжного шкафа, тесно заставленные томами библиотеки "Плеяды". Он прочел две главы романа "Серия Зет" и пребывал в растерянности. Персонажи, обстоятельства — все казалось ему каким-то утрированным. А г-н Юбер С. всегда повторял: "Смех без причины — признак дурачины".
Разумеется, он отлично понимал, что со времен Флобера романный жанр довольно сильно видоизменился, но эти престарелые эротоманы, эти фильмы, которым место на помойке… Да уж, прочти все это мадам Бовари, наверняка еще раз покончила бы с собой. Впрочем, по зрелом размышлении г-н Юбер С. решил проявить природную снисходительность и продолжить чтение романа.
Мы горячо благодарим его за доброту.
(Потому что это очень короткая глава. У нее даже названия нет — не заслуживает)
Почему Будини говорил по телефону таким замогильным голосом? Почему вызвал его к себе так коротко и сухо? Недоумение терзало Феликса всю ночь, и, приближаясь к кабинету короля тухлятины, он откровенно дрейфил. Почти так же, как в день устного экзамена на аттестат зрелости, когда выяснилось, что число вопросов, на которые он не знает ответов, достигало по шкале Бездельнера критической отметки в 75 процентов. Он испытывал болезненное ощущение дискомфорта в области кишечника, наводящее на мысль о том, что, как бы это ни огорчало Мерло-Понти[8]
, человек — это в первую очередь нагромождение внутренних органов (мы говорим это специально для тех, кто на экзамене по философии неправильно ответил меньше чем на 80 процентов вопросов; всем остальным мы просто скажем, что Феликс чуть не наложил в штаны).Из-за широко распахнутой двери кабинета доносились грубые мужские голоса, явно нетрезвые, что вызвало у несчастного Феликса резкое обострение симптомов "медвежьей болезни". Он вдохнул поглубже, мысленно представил себе — ибо все в мире относительно — беженцев Дарфура и переступил порог кабинета.
Будини сидел развалившись в кресле с бокалом в руке и братался пастисом с двумя усатыми мужиками. У того, что постарше, одетого в строгий костюм, усы загибались кверху, как у Эркюля Пуаро. У молодого и упитанного они, напротив, свисали вниз, как у старого морского волка, а сам он напоминал развалившегося на берегу тюленя, правда, явно поглупее. Все трое устремили на Феликса взгляды — не столько пьянящие, сколько пьяные.
— Здравствуйте, месье Крак! — сказал Исидор Будини.
— Меня зовут Зак, месье Будини. Феликс Зак.
— Я и говорю, присаживайтесь, месье Фрак.
Феликс осмотрелся и не обнаружил ни одного свободного стула. Мужчины все так же пристально смотрели на него, не говоря ни слова. Феликс снова чувствовал себя как на устном экзамене — то есть отвратительно. Бурчание в животе достигло критической громкости.
— Я вызвал вас, — заговорил Будини, — потому что эти господа желают задать вам несколько вопросов. Примете пару капель?
— С удовольствием, — пролопотал Феликс и, обращаясь к усачам, спросил: — Вы тоже продюсеры?
— Нет, — ответил тот, что постарше. — Мы из полиции.
— Да?
— Познакомьтесь — это мой сын Виржиль. Он у меня на стажировке.