Made in France

— Что, не надо было отдавать? — снова залилась горючими слезами консьержка и на всякий случай прикрыла руками голову.

— Как они выглядели, эти "поклонники"? — требовательно спросил Галашю.

— Да они же только что были в церкви, — пробормотала та.

— Что-о? — взвился Галашю.

— Ну да, тройняшки! — прорыдала несчастная женщина.

— Виржиль, Феликс! — гаркнул Галашю. — Мы должны их выследить! Срочно за мной!

— Э-э… — промямлил Феликс. — А я вам точно нужен? Чего мне у вас под ногами путаться…

— Я сказал: вперед! Нечего прибедняться!

"Трус", "малодушный", "кишка тонка", "слабо" — всем этим довольно грубым характеристикам, которые многие считают неотъемлемыми чертами твоей личности, ты предпочитаешь выражение "природная сдержанность", полагая, что оно как нельзя лучше определяет присущий тебе тонкий антиконформизм. Впрочем, жизнь часто сводится к проблеме языкового барьера.

Ударное трио бросилось догонять подозреваемых. Феликс чувствовал, как у него колотится сердце; Эрнест — как у него закипает мозг; Виржиль — как у него бурчит в животе. К счастью, тройняшки еще не успели уйти далеко: остановившись возле уличного торговца на авеню Мариуса Лесёра, они прямо на тротуаре поедали фалафель. Трио чуть не засыпалось — из-за Виржиля, который тоже потребовал фалафеля, но его удалось утихомирить, пообещав двойную порцию макдаковских деликатесов. Покончив с едой, братья о чем-то пошушукались (автору отлично известно о чем, но он не собирается вам об этом говорить, потому что он — автор, а значит, что хочет, то и делает), после чего разделились, и один из братьев направился по улице Марио Бава.

— Я за ним! — принял решение Эрнест Галашю. — Следите за двумя другими, а главное — держитесь вместе. Если они разделятся, пойдете за кем-нибудь одним, но только вдвоем. Встречаемся на набережной Орфевр, тридцать шесть, в девятнадцать ноль-ноль.

— Мне идти с Виржилем? — обеспокоенно спросил Феликс, почувствовав болезненный укус страха, кольнувший внутренности где-то между тонким и толстым кишечником.

— Я вам его поручаю! — на ухо шепнул ему Галашю. — Приглядывайте, как бы он чего не натворил, о’кей?

— Л-л-ладно, — проблеял Феликс.

— Вот увидите, небольшое приключение пойдет вам на пользу!

Инспектор удалился, и Феликс с Виржилем потопали за двумя оставшимися братцами. Через несколько минут Феликсу пришел на ум вопрос чрезвычайной важности, который он вслух задал сам себе: если от тройняшек остается всего двое, следует ли их считать просто близнецами?

— Близнецы, — просветил его Виржиль, — это дети, родившиеся в один день из одной и той же матки. Следовательно, тройняшки — тоже близнецы. Как и четверняшки.

— Вы уверены? — с сомнением переспросил Феликс.

— А вы что, думали, что я — полный пельмень?

— Э-э… — растерялся Феликс. — Да нет…

— Пельмешки… — мечтательно произнес Виржиль, не сбавляя ходу.

Объемистое брюшко придавало его походке вразвалку известный шарм, однако немного затрудняло преследование. В результате шагов через сто тройняшки, обретшие статус двойняшек, оторвались от них на пару сотен метров, что было недопустимо.

К счастью, братишки заглянули в лавку к антиквару, где задержались почти на полчаса, позволив Виржилю ликвидировать отставание и избежать апоплексического удара. К шестнадцати часам вся компашка благополучно добралась до площади Бастилии, и здесь братья в очередной раз разделились. Один нырнул в метро, второй свернул на улицу Лина-Ромэ.

Виржиль прикрыл глаза, сложил губы куриной гузкой, надул пунцовые щеки и объявил:

— Я все обдумал. Ты идешь в метро, а я — по Лина-Ромэ.

— Но ваш отец сказал, чтобы мы не расставались.

— Брось. Я знаю, что делаю. У меня опыт.

— В преследовании тройняшек?

— Э-э… Ты все равно не поймешь. Это полицейские хитрости. Короче, встречаемся в восемь на набережной Рапэ.

— По-моему, ваш отец велел к девятнадцати ноль-ноль приходить на набережную Орфевр…

— Ну, можно и так. Главное — не трепли языком.

Виржиль, на прощание вильнув (в своей излюбленной манере выражать презрение) толстой задницей, испарился. Феликс вслед за своим тройняшкой побежал к метро, а г-н Юбер С. в Кнокке-ле-Зут хмыкнул, решив, что сцена преследования написана довольно-таки забавно.

Четверг 22 апреля, 16.00— "Приют Святого Луки"

"Обойдусь без остеопороза!", "Второе дыхание в сто лет!", "У вас недержание? Улыбайтесь!".

Пестрые плакаты, украшавшие стены процедурного кабинета в "Приюте Святого Луки", наперебой скалили белоснежные вставные зубы и щурили глаза в лучиках ласковых морщинок. Мадемуазель Фишер трудилась над стоящими торчком (в его практике такое случилось впервые) членами Шарля Дефланеля.