Мадемуазель скульптор

Время шло незаметно: не успела оглянуться — на дворе уже декабрь 1777 года. В императорской семье случилось прибавление — появился первенец, мальчик, названный по желанию бабки, Екатерины П, Александром. Говорили, что прочит ему великое будущее — станет вровень с Александром Македонским и Александром Невским (мы и думать не могли в то время, что, действительно, этот младенец, став впоследствии русским императором, во главе своей армии покорит Париж!). А в моей личной жизни тучи неизменно сгущались: Пьер, обидевшись, что не еду к нему и не разрешаю пользоваться счетом, перестал писать совершенно. И когда получила письма от брата и от Фонтена, мне и вовсе стало не по себе. Вот отрывки из их посланий.

«Дорогая сестренка, я уже и прежде сообщал тебе, что твой муж, Пьер Фальконе, приходил ко мне и просил взаймы. Я ему ссудил, не особенно рассчитывая на возврат, так оно и случилось: заявился недавно как ни в чем не бывало, но не для возврата долга, о котором и речи не было, а с настойчивой просьбой разрешить ему распоряжаться твоими деньгами в банке. Был явно подшофе. Я ему ответил: не могу, так как сам не распоряжаюсь твоим счетом, только кладу поступления твои из России. Пьер вспылил, обозвал меня и тебя мерзкими словами, да еще и при детях. Возмутившись, я немедля указал ему на дверь и фактически спустил с лестницы. Извини, родная, что так получилось. Исходил я из лучших побуждений, охраняя твой капиталец. Ведь на самом деле ты мне написала доверенность, и при случае мог бы взаимообразно брать у тебя со счета кой-какие денежки, но ни разу этим не воспользовался, правда. И супругу твоему не позволил — все растратил бы, шельмец, как пить дать. Не дождется! Ты вернешься, и тебе твои средства очень понадобятся. А тем более что на Пьера, судя по всему, рассчитывать не придется. Извини еще раз. Твой брат Жан-Жак».

* * *