Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

– Дыши глубже! – посоветовал доктор Анталю и стал нажимать на рычаг, наблюдая за тем, как зонд наполняется всем тем, что его пациент съел и выпил за последние несколько часов и от чего он не успел рвотой освободить свой желудок. Жена Барталя стояла неподалеку, прислушиваясь к булькающим звукам, наполнявшим смотровую комнату.

Когда зонд наполнился, пенящееся, пропитанное вином содержимое желудка вылилось в медицинский таз. Смотровая комната сразу же пропиталась его кислым запахом. Процедура повторилась еще несколько раз, пока желудок Анталя не очистился полностью.

Была еще ночь, когда чета Барталей вернулась домой. Анталь проспал до рассвета, но все равно чувствовал себя совершенно измученным. Жандармы могли понять это по той хриплой дрожи, с которой человек, певший раньше в церковном хоре, поведал им свою историю.

К тому времени, когда Барток и Фрическа отправились к дому Эстер Сабо, было уже позднее утро. Главная дорога была переполнена мулами и волами, тянувшими телеги, груженные бидонами с молоком, сеном, мешками с пшеницей, ящиками с гусями. Крестьяне предпочитали привозить свои товары на рынок по утрам, чтобы иметь возможность после обеда заняться виноградниками. Около десяти часов женщины, завершив утренние дела по дому, обычно завтракали со своими детьми, и до жандармов доносился запах теплого хлеба и бекона. На шаг позади жандармов шел деревенский глашатай со своим барабаном.

Когда они подошли к дому Эстер Сабо, ворота и входная дверь были приоткрыты, и просматривался не только двор, но и часть небольшого дома. Эстер находилась во дворе. Стоя спиной к воротам, она что-то кричала своим детям, которые были в доме. Глашатай даже не успел вынуть из рукава свои барабанные палочки, как полицейские ворвались во двор и схватили хозяйку. Один жандарм крепко обхватил ее, в то время как другой застегнул у нее на запястье наручники. Все произошло настолько стремительно, что Эстер не успела ни убежать, ни закричать, и к тому времени, когда она поняла, что случилось, жандармы уже тащили ее через ворота и придорожную канаву на улицу. Эстер напоследок смогла лишь крикнуть двум своим маленьким детям, чтобы они оставались дома.

Несколько дворняг вскочили с нагретого пятачка, где они нежились на утреннем солнышке, и направились к жандармам, высоко задирая морды и оглашая окрестности своим лаем. Глашатай обернулся и замахнулся на них барабанными палочками. Отступив, дворняги продолжили лаять уже с безопасного расстояния. Цыпленок, стоявший возле придорожной канавы, тоже поспешил ретироваться с дороги. Дрозды, которые до этого распевали в живой изгороди, притихли, когда мимо них промаршировали жандармы, крепко сжимая свою подопечную.

От солнца офицеры в своей шерстяной форме вскоре взмокли. Их украшенные плюмажем шлемы съехали на брови, пот струился у них по лбу, по ушам, капал на усы.

Жандармы перебрались с травяного участка вдоль уличной канавы на грунтовую дорогу, деревенский глашатай старался не отставать от них ни на шаг. В погожие дни многие жители Тисакюрта распахивали свои ворота во дворах настежь, чтобы было легче навещать соседей. Таким образом, некоторые из деревенских уже заметили офицеров и с интересом наблюдали за ними через проемы ворот и широкие щели своих заборов.

– О боже! О боже! Боже мой!

Барток быстро оглянулся, затем бросил вопросительный взгляд на Фрическу, и тот кивнул ему в ответ.

Крик донесся со двора, который они только что миновали.

– Здесь жандармы! Мы пропали!

Пронзительный возглас прозвучал в тихом утреннем воздухе, как гром среди ясного неба. Фрическа зажал рукой рот Эстер на случай, если ей тоже захочется что-либо выкрикнуть в ответ. Он чувствовал ее горячее дыхание на своей ладони, которая стала от пота совершенно липкой.

Свора собак до этого момента неотступно следовала за ними на некотором расстоянии, однако крик со двора так напугал их, что они, рассыпавшись веером, помчались к главной дороге, чтобы там скрыться. Барток отпустил Эстер и бросился к воротам этого двора. Перепрыгивая через придорожную канаву, он придержал рукой штык, чтобы тот не выскользнул из ножен, и затем сильно пнул ботинком по воротам, чтобы они распахнулись еще шире. Сила его удара была намного сильнее, чем требовалось, и створки ворот, распахнувшись, сотрясли всю секцию забора, выходившую на улицу. Барток рванулся вперед – и увидел жену Мадараш, которая стояла во дворе, на полпути между крыльцом и воротами. Входная дверь ее дома была распахнута настежь.

Барток хорошо знал жену Мадараш точно так же, как он знал и Эстер Сабо. Когда он впервые приехал в Тисакюрт, то первым делом ознакомился с личными данными всех жителей деревни: их имена, отцы их детей, разные конфликтные ситуации, которые у них возникали друг с другом. И он не мог припомнить, чтобы у него когда-либо были проблемы с ней.

У жены Мадараш была мягкая грива темных волос, убранных с лица тонким черным шарфом. Ее платье было чистым и отглаженным, правда, оно казалось слишком большим для нее, и она выглядела в нем словно ребенок, утопающий в одежде не по размерам.