Она протестующе вытянула руку в направлении Бартока, когда он бросился к ней:
– Не прикасайся ко мне! Не вздумай прикасаться ко мне!
После этого она произнесла в более спокойном тоне:
– Я расскажу все, что знаю, но, пожалуйста, не трогайте меня!
Когда все пятеро прибыли в отделение жандармерии, деревенского глашатая отправили за двумя судьями сельского совета Тисакюрта, чтобы они стали свидетелями на предстоящих допросах (хотя было неясно, какое именно преступление вменяется жене Мадараш). Как только все необходимые лица собрались в жандармерии, пришел и секретарь сельского совета. Глашатаю на этот раз велели охранять Мадараш в главной зале ратуши сельсовета, в то время как офицеры вместе с Эстер Сабо прошли в импровизированную комнату поменьше для допроса. За ними последовали два свидетеля – судьи сельсовета, – и секретарь.
Так называемая комната для допросов была совсем маленькой. Внутри был установлен узкий стол, вокруг которого расставили несколько разномастных стульев, давным-давно подаренных ратуше разными организациями, в том числе читательским кружком. Над столом свисала на проводе незажженная лампа.
Эстер силой заставили сесть на один из стульев. Она почувствовала себя так, словно свалилась на этот стул с высоты. Эстер постаралась успокоиться и взять себя в руки: она медленно сдвинула ноги вместе, слегка потянула за юбку, чтобы расправить ее. Каждое ее движение было сведено к минимуму, чтобы не спровоцировать у жандармов недовольства.
На выходе из дома ей уже преподали первый жестокий урок. Ее голени все еще пульсировали от боли в тех местах, где ее неоднократно пинали твердыми, тупыми носками ботинок в наказание за то, что она не поспевала за офицерами. Ее с такой силой тащили за наручники, что она была готова в любой момент услышать треск рвущихся сухожилий своей руки. Теперь жандармы буквально нависали над ней в тесной комнате. Эстер опустила голову и разгладила платье, устроив на коленях небольшую впадину для рук.
Эстер отшатнулась от Бартока. Она так сильно прижалась к спинке стула, что почувствовала, как по ее позвоночнику прокатился укол боли. Барток опустился, присев, прямо перед ее лицом, она ощущала его зловонное дыхание.
Эстер вздрогнула, затем резко подалась вперед, низко опустив голову над коленями. Тот вопрос, который Барток непрестанно повторял, давал ей возможность продумать и выстроить свою линию защиты. До сих пор она не знала, что причиной ее ареста явился Анталь Барталь.
Эстер внимательно изучала свои руки. Сухая погода высушила ее кожу, оставив на ней узор из тонких линий, нанесенных серым карандашом рыхлой земли ее сада. Она исследовала свои ногти, ободранные и зазубренные.
Эстер принялась перебирать ткань своего платья, теребя ее пальцами.
Эстер не успела заметить движения руки Бартока, которая стремительно пронеслась мимо нее. Жандарм с силой стукнул кулаком по столу. Раздался такой резкий, бьющий по ушам звук, что Эстер вздрогнула на своем стуле. Фрическа при этом пнул ногой одну из ножек стола, который задрожал от этого удара.
Нервы Мадараш были на пределе все то время, пока она ждала в главной зале ратуши. Когда она увидела, как жандармы и другие участники допроса гуськом выходят из комнаты, ее чуть не стошнило от страха. Она боялась этого момента в течение всех последних лет.
Мадараш осталась сидеть, когда к ней подошли жандармы. Секретарь сельсовета и другие участники допроса столпились перед ней. Медленные струйки дыма поднимались от кончиков их сигарет. Среди них не было лишь деревенского глашатая, который остался следить за Эстер Сабо.
По мере приближения полудня солнце светило все жарче. Тепло, которое раньше согревало Мадараш, теперь, превратившись в жар, стало мучить ее.
В течение того бесконечно долгого времени, когда Мадараш ждала своей очереди, оставшись с деревенским глашатаем, она могла хорошо слышать, как жандармы кричали на Эстер, поскольку находилась всего в нескольких метрах от места допроса.
Однако, когда Барток сейчас наклонился к ней, его голос был ровным: