Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Время, проведенное тетушкой Жужи в этот раз в тюрьме, стало для нее настоящим кошмаром. Ее мучила та же сводящая с ума бессонница, что и раньше. По ней ползало то же полчище тараканов, что и несколько лет назад, нынешние тараканьи потомки были такими же мерзкими, как и их предки. Тетушку Жужи измучило то полубредовое состояние, в которое она впала из-за изнуряюще длительного одиночества, из-за иллюзии стен, надвигавшихся на нее все ближе и ближе, из-за мстительных муло, оживших призраков умерших цыган, которые зачастую являлись ее единственными собеседниками в течение многих дней. В тот момент, когда она переступила порог своей камеры, выходя наружу, она дала твердое обещание самой себе и всем тем, кто мог слышать по ночам ее плач, что никогда больше она не попадет в тюрьму.

Как только она села в поезд, ее парализовал ужас другого рода, который был ей хорошо знаком – и не только ей одной. Бывшей повитухе был установлен залог за освобождение в размере одной тысячи пенге[34], что являлось весьма значительной суммой. Графу Мольнару потребовалось бы почти четыре месяца, чтобы заработать столько денег, а он был самым высокооплачиваемым человеком в Надьреве. Собственно говоря, для тетушки Жужи было несложно достать такую сумму денег самой. Ей было достаточно лишь опустошить одну или две закопанные банки – и на руках у нее оказалась бы тысяча пенге. На ее участке были припрятаны десятки банок, набитых наличными. Кроме того, она вшила купюры в подол каждой своей юбки и в каждую наволочку. Она припрятала запас наличных также за плитой и на чердаке. Тетушка Жужи довольно быстро оправилась от финансового удара, который был нанесен ей несколько лет назад. Она усердно работала для того, чтобы восстановить свою казну, у нее появилась клиентура, ареал проживания которой простирался почти до австрийской границы. Однако бывшая повитуха отдавала себе отчет в том, что ее адвокат – а она доверяла только адвокату Ковачу – заберет каждую банкноту, которая хранилась в ее доме, и скорее всего потребует гораздо больше.

С охватившей ее паникой ей помогла справиться мысль о необходимости выработать четкий план.

* * *

Барток просунул руки в рукава рубашки и натянул рубашку на плечи, постаравшись расправить горб, образовавшийся у него на спине. Ткань была легкой и прохладной на ощупь. Барток так привык к своей форме, которую он постоянно носил с тех пор, как несколько недель назад закрутились события, связанные с расследованием смертей в округе, что забыл, на что похожа обычная одежда.

Он застегнул рубашку и натянул брюки, которые тоже оказались приятными на ощупь и легкими. И то и другое сидело на нем довольно хорошо, что можно было считать большой удачей, учитывая, как мало времени ему отводилось на то, чтобы добыть эту одежду. Когда Бартока откомандировали, он не стал брать с собой никакой гражданской одежды, только жандармскую форму и ночную рубашку, в которой он спал. Одежду, которую он сейчас надел, он позаимствовал у одного из членов муниципального совета.

* * *

Паром от полустанка Нойбург из-за дождя ходил с перебоями, и к тому времени, когда бывшая повитуха высадилась на пристани Надьрева, она промокла до нитки. Однако она восприняла дождь как крещение, ведь каждая его капля смывала с нее запах тюремной камеры и укрепляла ее решимость никогда больше туда не возвращаться.

Тетушка Жужи вместе со своим семейством вскарабкалась с пристани по широкому мокрому берегу наверх, на луг. И берег, и луг были в сплошных грязевых ямах, которые бывшая повитуха старательно обходила, настойчиво добираясь по склону с мокрой травой до дороги.

Достигнув, наконец, улицы Шордич, она выпрямилась в полный рост и потопала ботинками, стрясая с них грязь. Некоторые комочки грязи от этого попали на подол ее платья, однако тетушка Жужи, не обращая на это внимания, зашагала вперед, к центральной деревенской площади, даже не взглянув на домик глашатая, который был хорошо виден с пути ее следования.

Оказавшись дома, она ощутила в душе волну теплоты. Каждый раз, когда тетушке Жужи приходилось надолго покидать свой дом, она возвращалась с сентиментальным чувством привязанности к нему. Ее дом был для нее тем местом, где она чувствовала себя в наибольшей безопасности, где она ощущала наибольший комфорт. Именно здесь она варила свои настойки и отвары, именно здесь готовила варенья и джемы. Здесь она радостно напевала песни и выращивала свои великолепные цветы. Ее дом выполнял все ее прихоти. Прежде, чем плюхнуться на скамью и стянуть со своих ног промокшие ботинки, тетушка Жужи сделала глубокий вдох в знак признательности ему.

В спальне она сняла с себя мокрую одежду, надела свежую и забралась под теплое стеганое одеяло. Перед тем как в изнеможении погрузиться в глубокий послеобеденный сон, бывшая повитуха нащупала свою ладанку пуци и произнесла несколько заклинаний.

* * *

Вместе с одеждой Барток позаимствовал у члена муниципального совета также летнее пальто, и сейчас он натянул его на голову, чтобы защититься от дождя.