Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Приехав в Венгрию, Маккормак сразу же отметил для себя, что репортеры здесь делали свою работу практически так же, как их коллеги делали ее в Вене. Некоторые журналисты работали непосредственно в пресс-центре, организованном в отделении почты и телеграфа, но большинство из них предпочитали составлять свои репортажи в кафе. В Вене они делали это в кафе «Лувр» с чрезвычайно любезным метрдотелем Густавом, а в Будапеште – в кафе «Нью-Йорк». Единственная разница заключалась лишь в том, что Будапешт, в отличие от Вены, не являлся крупным центром средств массовой информации, поэтому за пределами кафе «Нью-Йорк» необходимые для репортажей сведения обычно собирали фрилансеры или же сотрудники местных газет.

Однако «дело Надьрева» привлекло десятки иностранных журналистов со всего мира. В кафе «Нью-Йорк» теперь толпилась масса репортеров, само кафе стало похоже на оживленный торговый зал. Освещать это дело было проще из Будапешта по той причине, что из Надьрева это делать было практически невозможно. Чтобы добраться до Надьрева, требовался в лучшем случае еще один день, а, оказавшись там, было крайне затруднительно отправлять оттуда репортажи. Делать это было возможно разве что по почте, а на доставку корреспонденции в Америку могли уйти недели. Кроме того, отделение почты и телеграфа в деревне не было оборудовано аппаратурой для работы с беспроводными передачами того типа, который использовался американскими новостными агентствами. Все, что поступало из европейских новостных бюро, отправлялось по телефону в Париж, а уже оттуда по проводной или беспроводной связи отсылалось в Соединенные Штаты. В деревушке было всего два телефона, и качество связи по междугородней линии оставляло желать лучшего.

Кроме того, в Надьреве журналистам не было места ни где переночевать, ни где перекусить (ни корчма семьи Цер, ни другая, менее посещаемая корчма больше не работали). Таким образом, единственным приемлемым вариантом для работы зарубежных репортеров над сенсационными репортажами из Надьрева оставался Будапешт.

Маккормаку повезло, что в его команде оказалась Элизабет. С тех пор, как в местной еженедельной газете Кунсентмартона еще в первых числах июля появилась первая заметка, касавшаяся «дела Надьрева», она постоянно занималась поисками каких-либо дополнительных новостей из Надьрева и Тисакюрта, но в местной прессе можно было найти лишь обрывки необходимой информации.

Насколько мог понять Маккормак, весьма скудные новости на эту тему объяснялись внешними факторами. Кто-то строго контролировал поток информации по «делу Надьрева». Однако теперь события развивались чрезвычайно быстро, и трудно было угадать, как эта история сложится дальше. В рамках «дела Надьрева» были уже и самоубийства, и попытки побега из деревни, и осквернение могил, и украденные гробы. Жандармы были вынуждены планировать арест каждого подозреваемого так, словно готовились к его похищению. Могильщики, выкапывая могилы, находили в гробах предполагаемых жертв спрятанные там стеклянные флаконы с мышьяком.

И во все инстанции непрерывным потоком шли анонимки, в которых соседи изобличали друг друга в убийствах. Традиционная скрытность крестьян Венгерской равнины испарилась, и репортеры не успевали записывать компрометирующие факты. По последним подсчетам, к настоящему моменту было произведено более тридцати арестов. Более пятидесяти подозреваемых содержались в доме деревенского глашатая в Надьреве и в окружной тюрьме в Сольноке.

Маккормак знал, что находится в лучшем положении, чем его венские коллеги, поскольку он в полной мере пользовался в своих интересах информацией отдела новостей газеты «Пести Напло»[35], которой владела семья Фодора. У этой семьи были очень тесные связи в Сольноке, и Маккормак не упустил этого шанса.

Что касается местных репортеров, то они превратили Кронберга в своего кумира. «Венгерская пресса еще никогда не писала так много о прокуроре, и еще никогда ни один прокурор не пользовался у нее таким уважением, – отмечал репортер газеты Kis Hírlap, издающейся в Будапеште. – Для Кронберга после такой тяжелой работы, которую он проделал, его испытания в конечном итоге превратятся в круг почета и заслуженную награду».

Тем не менее только Барни Сабо имел прямой доступ к Кронбергу, а значит, и к «делу Надьрева» вообще. Пресса получала именно то, что хотел Кронберг, чтобы она получала. Это был (по крайней мере, до сих пор) жестко контролируемый процесс. Однако появление в Будапеште зарубежных журналистов вызвало у прокурора большую озабоченность. Он понимал, что это означало: усиление и без того пристального внимания к нему регента Хорти.

* * *

Надьрев