Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Почти каждое утро, когда Михай приходил в погребок «Кружок чтения», к нему присоединялся его друг Юзеф Сулье, которого все прозвали Судьей. Михай и Юзеф выросли вместе и впоследствии также совместно работали. Они вместе ухаживали за своими виноградниками, вместе охотились, оба выполняли судейские обязанности для сельского совета, в состав которого Юзеф также входил в качестве его члена. Это был именно тот судья, у которого Шандор-младший украл трех цыплят. Михай считал его своим ближайшим доверенным лицом.

Их дружба складывалась из массы откровенных фактов, которыми они решались делиться друг с другом. Эти незначительные на первый взгляд факты озвучивались между неторопливыми глотками вина и медленным перелистыванием страниц новостей («Ты знаешь, я навестил Марицу Шенди в Будапеште»; «Поезд Марицы прибывает сегодня днем»; «Прошлой ночью батрак ночевал у нас в доме»). Как всегда, более сокровенная правда находилась где-то рядом.

Брак Михая с Марицей, состоявшийся в прошлом году, не стал преградой между двумя друзьями. Ни один из них не был склонен к самоанализу и не предавался каким-либо сожалениям. Михай смирился со своим положением, однако ему доставляло удовольствие (как человеку, склонному к игре и жульничеству) пренебрегать некоторыми границами установленных общих правил.

Михай сунул руку в карман фуфайки и вытащил заветное письмо. К этому времени оно протерлось на сгибах, а его края настолько истрепались, что бумага могла порваться каждый раз, когда он брал письмо в руки. Михай поднес письмо к носу и понюхал его. Затем он открыл его и провел рукой по странице, не подозревая, что пальцы Марицы недавно проделали тот же самый путь.

Михай подозревал, что, когда он встретил Марицу, это стало для него своего рода западней. Он выступал в качестве животного, которое угодило ногой в силок. Во многом его подвело высокомерие, хотя у него пока еще оставалась возможность, оставив свою надменность, исправить положение дел. Тем не менее в глубине души его все еще тянуло к Марице.

Женщина в Будапеште была вдовой. Михай встречался с ней уже несколько недель. «Я люблю тебя, – написала она. – Давай поженимся!»

Михай помахал письмом перед лицом своего друга, улыбаясь и поддразнивая его. Это был его любимый сувенир из Будапешта, и он носил его с собой в качестве трофея.

Но, как и все последние годы, Судья отмахнулся от этого очередного письма, проворчав при этом:

– Нравится тебе играть с женщинами, как кошка с мышью.

* * *

Всякий раз, когда приходила почта для тетушки Жужи, будь то телеграмма или письмо, ее сын выбирал ее из общего потока и приносил ей отдельно после того, как заканчивал свою дневную смену. Он был готов даже зачитать ей очередной текст вслух, хотя это могло отнять у него некоторое время. Однажды, в самый разгар весны, он принес ей сразу два уведомления. Оба были отправлены из суда Сольнока.

В первом сообщалось о том, что нападавший на нее был осужден. Молодой человек добивался того, чтобы с него сняли обвинение, однако суд вынес решение не в его пользу.

Тетушка Жужи узнала эту новость с большим удовлетворением и с явным удовольствием сообщила о ней своим многочисленным знакомым в Надьреве еще до того, как деревенский глашатай объявил об этом факте в своих ежедневных известиях.

Второе уведомление касалось ее собственного обвинительного приговора. Тетушке Жужи сообщалось о том, что рассмотрение ее апелляции назначено на январь следующего года в Будапеште. Именно тогда вышестоящая судебная инстанция должна была рассмотреть ее дело. У бывшей повитухи впереди было несколько месяцев, чтобы попытаться изменить ситуацию в свою пользу. И она сразу же приступила к решению этого вопроса.

* * *

В течение нескольких недель, последовавших за рождением у Анны мертвого ребенка, доктор Цегеди-младший старался не задавать себе лишних вопросов по поводу прошедших неудачных родов. Он коротко поговорил со своим отцом об обильном кровотечении у роженицы, и оба врача пришли к выводу, что это печальное событие было трудно предугадать и предотвратить. Ни один из них не смог предположить конкретной причины случившегося, тем более что у Цегеди-старшего было еще меньше опыта в родовспоможении, чем у его сына, поскольку он вообще никогда не принимал участия в этой процедуре.