Кристина не оглядываясь на него, просто продолжала бежать. Они все продолжали бежать прочь.
– Я убью тебя, а потом покончу с собой!
Старший Чабай с силой захлопнул дверь. Она ударилась о косяк со звуком, похожим на выстрел из винтовки. Чабай открыл дверь еще раз и снова так же сильно захлопнул ее.
Кристина и дети перелезли через калитку в заборе. Ее сын перетащил свою младшую сестру через канаву на дорогу. Кристина бросилась бежать дальше в своих громоздких ботинках. Ее лицо покрывали свежие ссадины.
Она увидела соседа Яноша Тайри, который, стоя у своих ворот, жестами приглашал их к себе. Все трое, спотыкаясь, направились в его сторону, сын Кристины при этом продолжал держать сестру за руку. Добравшись до соседа, они поспешили по дорожке во дворе в его дом. Там они были в безопасности. По крайней мере, на эту ночь.
После похорон Михая прошло девять месяцев. За это время жизнь Марицы практически не изменилась. Она продолжала жить в том же доме, который раньше она делила вместе с ним и который теперь принадлежал ей одной. Она унаследовала и дом Михая, и все остальное его имущество.
Теперь Марица являлась вполне законной домовладелицей, и это казалось ей той наградой, которую она всегда с трепетом ожидала, но которую ей не спешили вручать – ни тогда, когда она вернулась в Надьрев, чтобы жить с Михаем в гражданском браке, ни тогда, когда стала его законной женой. Что касается дома Шандора-младшего, то она была безумно довольна тем, что он по-прежнему принадлежал ей. На самом деле она никогда не собиралась продавать его тетушке Жужи, и теперь ей доставляло особое удовольствие проезжать мимо него, зная, что то, что принадлежало семье Ковачей, теперь принадлежит ей. Единственное, что она предприняла в отношении дома своего умершего сына, – это переселила его обитателей к себе.
Впервые в своей жизни она совершенно ни в ком не нуждалась.
В том числе она теперь не нуждалась и в тетушке Жужи. Когда Марица предала земле Михая, она была уверена, что похоронила последнюю из своих бед. Она вновь стерла из своей жизни все то, что ее не устраивало, и могла теперь намечать ее новые очертания и раскрашивать ее новыми красками. И ей больше не нужна была тетушка Жужи, чтобы угадывать ответы для решения той или иной проблемы. Марица была твердо убеждена в том, что теперь у нее не предвиделось никаких проблем. Ни единой проблемы.
Уличный фонарь был смутной точкой света далеко на дороге. Низкие строения, стоявшие рядом с ним, унылые даже при дневном свете, теперь казались серыми коробками, испещренными тусклыми тенями от голых ветвей заиндевевших деревьев.
Маленький огонек, освещавший Анну, едва горел. Времени очистить сажу с лампы не было, и крошечное пламя разгоралось с трудом. Оно танцевало на самой верхушке длинного фитиля, небольшой язычок пламени отбрасывал слабое мерцание у ног Анны. В воздухе стоял слабый запах керосина. Сильные ветры, буйствовавшие последние дни, теперь полностью стихли, и их место заняла завораживающая тишина.
Анна чувствовала рядом с собой тепло Розы Киш. Та была ненамного выше Анны, но заметно грузнее, и ее прикосновение действовало на Анну успокаивающе. Роза Киш одной рукой касалась Анны, словно стараясь придать ей силы, а другой держала лампу, Анна же укачивала ребенка. Тот был спеленат, на него было также накинуто одеяло от холода. Вокруг пальчика его ноги Анна поспешно повязала на всякий случай маленький кусочек бечевки, чтобы отогнать дьявола.
Сама Анна была закутана в шерстяное пальто Лайоша. Оно было намного добротнее и теплее, чем ее собственное, к его основному изъяну относился неистребимый запах застарелого пота и дешевого спиртного. Оно напоминало Лайоша, затаившегося в засаде.
В тот вечер за корчмой присматривали двое посетителей, которым можно было доверять. Лайош в этом отношении (ровным счетом, как и во всех остальных) уже исчерпал свой потенциал. Ранее он смог, собравшись с силами, добраться до их соседки Розы Киш. Даже если бы его запаса трезвости и хватило на то, чтобы проделать долгий путь до дома Котелеш, у той все равно не было бы достаточно времени сделать все, что требуется в таких случаях. Она жила слишком далеко. В этих обстоятельствах Роза Киш согласилась стать крестной матерью ребенка. Она понимала, что крещение – это необходимое условие спасения его души.
Как только Роза Киш узнала о просьбе Анны, она сразу же поспешила разыскать пастора Тота. Обычно его замечали направлявшимся на свой участок ранним утром в ботинках на двойной подошве и с дробовиком, перекинутым через плечо. Как и Эбнер, он был заядлым охотником и зачастую проводил в лесу весь день, возвращаясь уже с наступлением темноты. Когда Роза Киш, наконец, смогла найти его, был уже глубокий вечер.