Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Деревенский глашатай в полной темноте потянулся за спичками. Он прикрыл пламя ладонью, защищая лицо от ветра, который задувал через его обшарпанную входную дверь. После этого он опустил руку к лампе и зажег фитиль.

Убогость его старого дома его не беспокоила. Он в самом начале повесил на стену потертый гобелен, когда въехал сюда, и больше никогда об этом не вспоминал. Он никогда не замечал, что тот все больше выцветает, становится все более потрепанным и покрывается все более толстым слоем пыли. Для него имело значение лишь то, что работала дровяная печь. Его кровать представляла собой прочную раскладушку рядом с кухней с толстым соломенным матрасом, достаточно высоко от земли. Он прожил в этом обветшалом доме более дюжины лет и до сих пор ничего в нем не изменил. Он спал здесь в ботинках, а в самые холодные ночи – в тонком пальто.

Глашатай потянулся за своим плащом, который висел на крючке возле двери, и накинул его. Он наклонился и поднял свой барабан, перекинул лямки через плечи и пристегнул барабан к поясу. После этого он взял лампу и шагнул за дверь в ночь.

Когда он свернул на улицу Арпада, к нему подбежали уличные собаки. Он ударил по своему барабану палочкой, чтобы отогнать их. Затем глашатай направился к деревенской ратуше, где ознакомился с теми объявлениями, которые ему предстояло делать, и записал их в свой свиток. Вернувшись на улицу, он направился в том направлении, откуда пришел, чтобы добраться до колодца на центральной деревенской площади. Его лампа болталась, когда он шел, отбрасывая странный, призрачный свет на дорогу. Ручка лампы была ржавая и скрипела при раскачивании.

Он прошел мимо ночного сторожа в плаще. Глашатай видел, как сторож время от времени тайком отхлебывал спиртное из фляжки, которую он прятал под своим плащом. Он знал, что сторож также припрятал там буханку хлеба и видел, как тот отрывал большие куски и втихомолку съедал их.

Когда глашатай прибыл на центральную деревенскую площадь, он уже мог видеть окна близлежащих домов, освещенные фонарями. Солнце должно было взойти еще по крайней мере часа через два, но его, глашатая, рабочий день должен был начаться уже сейчас.

Он развернул свой информационный свиток. Там было несколько объявлений. Он сначала пролистал их, после чего начал с самого начала:

– Внимание! По прошествии двух лет Жужанне Олах Фазекаш засчитан тот срок, который она провела в тюрьме Королевского округа Сольнок, и ей позволено вернуться домой в Надьрев…

Как только взошло солнце, малыш Иштван умер.

* * *

Конец сентября 1923 года

Кристина Чабай открыла дверь своей спальни. Она не спала там уже несколько недель, ее место в спальне занял сын. Его кровать внесли сюда и поставили напротив кровати его отца. И отец, и сын уже несколько недель болели дизентерией.

Кристина прошла мимо спящего сына к мужу, который тоже спал. Во время последнего визита доктора Цегеди-младшего он дал каждому пациенту большую дозу кодеина, чтобы облегчить им течение болезни. Гнилостный, кислый запах дизентерии смешивался с кисловатым запахом уксуса, которым Кристина постоянно протирала стены и полы.

Она посмотрела на своего мужа в постели. В результате лихорадки, ломоты во всем теле и болезненных ощущений его сон стал прерывистым, и все равно он за время болезни стал более спокойным, чем когда-либо в последние годы. Теперь это был своего рода отголосок ее довоенного мужа, его довоенного возлюбленного, который был тогда добрым и спокойным.

В свое время он оказался на итальянском фронте. Ему приходилось взбираться по отвесным, покрытым льдом скалам Альп, ползти на трясущихся от напряжения руках и коленях по узким горным уступам в общей цепочке его братьев по оружию. Он забирался в расщелины и горные пещеры, чтобы оттуда обстреливать врагов, и ждал, когда после его выстрелов сойдет очередная горная лавина, чтобы можно было продолжать стрелять. Он вел огонь по противнику в промежутках между горными лавинами. Таковы были условия ведения той войны. Именно на ней зародилась его неудержимая ярость.

Кристина встряхнула мужа, чтобы разбудить его. Она подложила ему под спину подушки и протянула ему небольшой стакан воды, который приготовила на кухне. Тетушка Жужи решила, что это идеальное время для принятия ее настойки. Болезнь всегда служила хорошим прикрытием для тех делишек, которые планировала состряпать бывшая повитуха. Если яд замаскирован под лекарство для той или иной болезни, то его бывает достаточно сложно обнаружить.

Любому человеку. Любому врачу, включая доктора Цегеди-младшего.

* * *

Пятница, 5 октября 1923 года

Черная косынка Кристины промокла насквозь, и тот узел, который она завязала у себя под подбородком, распух от дождя и затянулся намертво. Пряди ее волос прилипли ко лбу. Ровные струйки воды стекали с края косынки, вода просачивалась в ботинки. Кристина была вынуждена постоянно моргать, чтобы капли дождя не попадали в глаза.