Мадикен. Мадикен и Пимс из Юнибаккена

— А что такое рабство? — спрашивает Лисабет.

— В рабстве человек все время только работает, и работает, и работает, и тогда он называется — раб.

— Значит, наш папа тоже раб? — догадывается Лисабет.

— Да нет же! Никакой он не раб!

— А вот и да! Он же все время работает, работает, работает, — говорит Лисабет.

— Да ну тебя! Ничего ты не понимаешь, — говорит Мадикен. — Рабов бьют кнутом. Когда они перестанут работать, их сразу бьют.

— Хочешь, я попрошу в Аппелькюллене кнут и немножечко побью папу, так, чтобы совсем не больно? Тогда он тоже будет рабом, — говорит Лисабет. Ей рабство показалось очень интересной штукой. С тем она и уснула.

А Мадикен еще долго не спала и все думала об Иосифе — как родные братья продали его в рабство.

Потом настала Пасха. Вокруг Юнибаккена зацвели белые и желтые нарциссы и крокусы, на березах распустились зеленые листочки, у Мадикен начались пасхальные каникулы, а Майя из Аппелькюллена принесла пять дюжин яиц, потому что Альва так и не согласилась снести хотя бы одно яичко. Мадикен и Лисабет считают, что Пасха почти такой же хороший праздник, как Рождество. Очень интересно вместо белых яиц есть красные, синие и зеленые. Мадикен, Лисабет и папа старательно красят яйца. Интересно тоже получать поздравительные открытки. От бабушки и от кузин приходят по почте такие красивенькие, с пушистыми цыплятками и чудными нарциссами. Ну, а уж самое интересное — это, конечно, пасхальный заяц. Он прибегает ночью и, пока все спят, прячет в траве под окошком детской маленькие марципановые яички. В этом году он придумал кое-что еще. Под кустом ракитника он оставил два пакетика. На одном было написано «Для Мадикен», на другом — «Для Лисабет». В каждом лежал мальчик, сделанный из шоколада, — настоящая шоколадная куколка, такой прелести Мадикен и Лисабет никогда еще не видывали.

Мадикен назвала своего шоколадного мальчика Йеркером, а Лисабет своего — Сверкером. Весь первый день Пасхи девочки играли с Йеркером и Сверкером и ни разу даже не лизнули.

— Я буду беречь Йеркера всю свою жизнь, — сказала Мадикен. — Никогда в жизни я его не съем.

А Лисабет сказала:

— Я буду беречь Сверкера, сколько получится.

На второй день Пасхи Лисабет как-то осталась играть в детской, а Мадикен в это время сидела на кухне и играла с Альвой в игру «лиса и гуси». Посреди игры вдруг открывается дверь и входит Лисабет, вся перемазанная шоколадом, и невозмутимо заявляет:

— А я сейчас съела Сверкера.

— Ну как ты могла? Ты же съела своего ребенка! — возмущается Мадикен со слезами в голосе.

Лисабет кивает:

— Вот именно. Совсем как свинья у Карлссонов. Помнишь, она тоже съела своих детей, всех девятерых!

Мадикен возмущена ужасным поступком Лисабет:

— Но ты-то ведь не свинья. Тебе совсем не к лицу поступать так по-свински!

— И так бывает. Загадываешь одно, а получается другое, — отвечает Лисабет любимым присловьем Альвы. — Но сделанного не вернешь, — заканчивает она и кивает, очень довольная собой.

Жалеть она начинает на следующий день, когда Мадикен с утра принимается у нее на глазах играть с Йеркером. Скорее всего, она жалеет не столько о том, что погиб Сверкер, сколько о том, что Йеркер по-прежнему цел и невредим.

— Знаешь что, Мадикен, — говорит Лисабет лукаво. — Возьми-ка и съешь Йеркера!

Мадикен качает головой:

— Никогда в жизни! Ни за что!

Она устраивает Йеркеру постельку в ящичке из-под сигар. Делает ему там матрасик из ваты, а вместо одеяла кладет голубенький шелковый лоскуток. Мадикен так возится с Йеркером, так интересно с ним играет! Лисабет все больше жалеет о своем Сверкере, и в конце концов она, склонив голову на плечо, принимается канючить, чтобы Мадикен разрешила ей поиграть с Йеркером.

— Ну, можно мне хоть немножечко? Ну, хоть один разочек?

— И разочек не дам! — говорит Мадикен.

— А сколько разочков дашь? — спрашивает Лисабет.

— Ни одного не дам. Выкусила? — говорит Мадикен. — Не надо было Сверкера съедать!

Мадикен укладывает Йеркера в постельку, укрывает шелковым одеяльцем и ставит вместе с кроваткой в кукольный домик.

Скоро кончаются пасхальные каникулы. Мадикен снова ходит в школу, а Лисабет все утро одна хозяйничает в детской.

В один прекрасный день Мадикен приходит домой и в ящике из-под сигар, который стоит в кукольном домике, обнаруживает — ну, что бы вы думали? — обнаруживает, что под шелковым одеяльцем Йеркера нет. От Йеркера осталось только жалкое безголовое туловище… Тут раздался такой яростный вопль, что содрогнулась вся усадьба. Примчалась перепуганная мама, она уж было подумала, что с Мадикен стряслось что-то ужасное. Но оказалось, что Мадикен лежит на кровати, уткнувшись в подушку, и орет благим матом:

— Лисабет откусила голову Йеркеру! У-у-у!

Лисабет гуляла в саду с Сассо. Ее позвали домой, к мама строго спросила:

— Ты откусила голову Йеркеру?

Лисабет поглядела направо, поглядела налево, потом подняла глаза и, глядя прямо перед собой, сказала:

— Может быть… и съела. Я уже не помню.

Тут Мадикен взвыла еще громче, а мама принялась бранить Лисабет. Кончив бранить, она сказала:

— А теперь, Лисабет, попроси у Мадикен прощения!