– Видала. Он сидит на качелях и занимается спиккуляцией.
Тётя Нильсон качает головой. Вечно он только и делает, что спиккулирует и философствует.
– А как на твой взгляд, он хотя бы трезвый? – спрашивает тётя Нильсон.
– Да кажется, не совсем, – говорит Мадикен.
Но тут подходят люди покупать крендельки, и вопрос о трезвости дяди Нильсона остаётся невыясненным.
А в это время Альва пошла покупать мятные лепёшки, и Мадикен сломя голову помчалась за ней в карамельный ряд. Получив по мятной лепёшке и полакомившись, Мадикен и Лисабет входят следом за Альвой в рыбную лавку Нурстрема. Альве надо купить лососины, потому что в Юнибаккене, по заведённому обычаю, подают первого мая холодную лососину под майонезом. Похоже, что во многих домах распространён этот обычай, – у Нурстрема остался только один непроданный кусок, зато очень хороший. Он стоит десять крон.
– Благодарю вас, я его беру, – говорит Альва и протягивает деньги.
Но в эту минуту отворяется входная дверь и в лавку входит бургомистерша, первая дама города. Моментально поняв, что на весах продавца лежит последний оставшийся кусок лососины, она с порога кричит:
– Ах, прошу вас, этот кусочек оставьте мне! Я жду завтра гостей.
Казалось бы, ясно, господин Нурстрем должен понять, кому лососина нужнее всех! Господин Нурстрем действительно понял, но Альве нет дела до гостей бургомистерши.
– Нет уж, извините! – говорит Альва.
Бургомистерше это очень не понравилось, и вообще, мол, она давно заказывала лососину, но господин Нурстрем, вероятно, запамятовал.
Видя, что Альва не собирается уступать, бургомистерша краснеет от злости.
– Разве вы, голубушка, не знаете, кто я такая? Я бургомистерша Далин.
– Знаю, – отвечает Альва добродушно. – Ну а вы разве не знаете, кто я такая?
– Право же, не знаю, – говорит бургомистерша.
– А я та женщина, которая купила эту лососину, – говорит Альва и спокойно кладёт рыбу в свою корзинку.
Подталкивая впереди себя девочек, Альва выходит из лавки. Но Лисабет успевает мимоходом высказать бургомистерше то, что она о ней думает:
– Ну и глупая же ты!
Лисабет хотела прийти на помощь Альве. Но Альва недовольна. Она считает, что так нельзя было говорить.
– Теперь она нажалуется на тебя маме, – говорит Альва, останавливаясь у дверей магазина. – Самое лучшее будет, если ты сейчас вернёшься и сразу попросишь прощения.
– Каттегоритчески не буду, – говорит Лисабет и крепко сжимает губы.
Альва гладит Лисабет по щёчке, чтобы немного задобрить её.
– Ну, будет тебе, Лисабет! Нельзя говорить взрослой тёте, что она глупая, даже если это правда. А теперь беги-ка и скажи, что ты очень сожалеешь о своём поведении.
Лисабет ещё крепче сжимает губы. А тут и бургомистерша выплывает из магазина, и по всему видно, что она продолжает сердиться. Проходя мимо Альвы, она фыркает, глядя на корзинку, где лежит лососина.
Альва тихонько подталкивает упрямую Лисабет:
– Ну же, Лисабет!
Но Лисабет по-прежнему не разжимает губ. Бургомистерша уже на середине площади, и тогда Лисабет кричит ей вдогонку как можно громче:
– Очень сожалею, что ты такая глупая!
Наконец наступил вечер. На Ярмарочном поле зажигают Майский костёр. Пора, кажется, надевать сандалии? Нет. Никаких сандалий! Вот тебе и раз! Мама говорит, что нельзя:
– Подумай, доченька! Неужели ты хочешь стоптать их в первый же вечер? Тогда надевай и беги скакать вокруг Майского костра!
Мадикен уверяет, что будет очень-очень осторожной. Она обещает так беречь сандалии, чтобы они нисколечко не стоптались.
Однако никакие уверения не помогают. Мама лучше знает, что такое прогулка на Ярмарочном поле. «Наденешь старые башмаки, и кончен разговор!» – говорит мама.
Мадикен остаётся ни с чем. А она-то думала удивить весь город своими нарядами! Упросить маму уже нет времени, потому что они с папой собираются сегодня обедать в садовом павильоне при гостинице и им уже пора уходить.
– До свидания, – говорит мама. – Желаю вам повеселиться у Майского костра!
Конечно, ей хорошо говорить! Мадикен расстроена и сердита. Весь вечер для неё испорчен. Обращаясь к Лисабет, она возмущённо спрашивает:
– Ну вот! Зачем тогда было покупать сандалии, если в них нельзя ходить?
– Да уж, действительно! – говорит Лисабет. По её мнению, Мадикен должна была вовремя помолиться Богу, чтобы он надоумил маму позволить Мадикен идти в сандалиях. Но теперь поздно. Не может ведь он с мамой спорить в павильоне!
Мадикен фыркает:
– Нет, конечно. А кроме того, ты же знаешь: даже если я хочу и Бог хочет, но мама против, то всё будет так, как она сказала, и мне придётся идти на Майский костёр в старых ботинках.
Потом Мадикен, поразмыслив немного, заявила:
– А вот и нет!
Когда до Лисабет дошло, что Мадикен собирается всё-таки надеть сандалии, хотя мама ей не велела, она испугалась и даже захохотала от волнения.
– С ума сойти, Мадикен! И как ты не боишься!