Мадикен

Тут мама отбрасывает с лица простыню и хохочет:

– А как же иначе! Кто же ещё виноват, как не ты, и ты сам хорошо это знаешь. О немилости нет и речи, я действительно чувствую себя неважно. Впрочем, нет ничего удивительного…

– Бедняжечка! – говорит папа. – Давай уж лучше я тебя пожалею, а то куда это годится – закрылась одна и сама себя жалеешь!

– Спасибо за доброе утешение, – говорит мама.

Глаза у неё повеселели. И у Мадикен прошло беспокойство. Но потом она снова вспомнила про сандалии. Вдруг мама раздумала идти с ней в магазин, раз ей нездоровится?

Мадикен правильно угадала. Сегодня мама не хочет идти за покупками.

– Альва сходит вместо меня, – говорит мама. – Ты её проводишь на рынок, заодно и купите.

– Я тоже хочу на рынок, – говорит Лисабет.

Мама устало машет рукой:

– Иди, пожалуйста!

Как видно, мама рада поскорее от всех отделаться.

– Ну а я, – говорит папа, – я отправлюсь к себе в газету – продолжать борьбу за всеобщую свободу, истину и справедливость. А кстати, и за свой кусок хлеба.

Мадикен и Лисабет идут провожать папу до калитки. Он уходит, помахивая тросточкой, а девочки смотрят ему вслед. Прежде чем свернуть за угол, папа обернулся, приподнял шляпу и помахал им на прощание.

Весна в этом году наступила рано. На лужайках Юнибаккена уже цветут нарциссы и тюльпаны, а на берёзах вокруг красного дома появились нежные зелёненькие листочки. Мадикен, глубоко вздохнув, спрашивает у Лисабет:

– А правда ведь, весна – самое лучшее время года?

– Ну конечно, – отвечает Лисабет.

Лисабет замечает на кухонном крыльце Госю, которая нежится на солнышке. Вот хорошо бы потискать кошку! Гося бросилась наутёк, но слишком поздно, Лисабет сгребла её в охапку, сама уселась на крыльце, а кошку посадила к себе на колени. Гося, зная, что сопротивление будет напрасным, смирилась и замурлыкала.

– Я только сбегаю на минутку к Аббе, мне надо у него кое-что спросить, – говорит Мадикен и в один миг перемахивает через забор к Нильсонам.

Дядя Нильсон расположился в саду на качелях под старой яблоней. Он попыхивает сигарой, отдыхая после трудов. Дядю Нильсона частенько можно увидеть за отдыхом. Как он говорит – нельзя же только и делать, что не покладая рук трудиться от зари до зари на жену и детей. Иной раз и отдохнуть надо. Сейчас Мадикен и застаёт его за этим занятием.

– Глянь-ка, кто к нам пожаловал – наша Мадикен из Юнибаккена! – восклицает при виде неё дядя Нильсон. – Чему обязан столь ранним визитом?

Мадикен никак не может привыкнуть к вычурным оборотам, которыми любит изъясняться дядя Нильсон, она теряется, не зная, что отвечать. Ещё дядя Нильсон придумывает для людей разные замысловатые прозвища. Мадикен у него изысканно именуется «юной барышней – гордостью Юнибаккена», для Альвы он придумал прозвище «ангел Юнибаккена», маму называет «благородной дамой», а папу «господином социалистом». Множество разных прозвищ и у тёти Нильсон. Когда он доволен, то зовёт её «мой свет» и «моя лилея», а когда злится и недоволен, она становится «чучелом», а то ещё «котелком с мякиной» – это если она что-нибудь напутает или не сразу поймёт, о чём он ей толкует. Когда дядя Нильсон говорит «бяшка-дурашка» – это означает, что речь идёт об Аббе, хотя чаще всего дядя Нильсон зовёт его «мой сын» и произносит эти слова так, словно это почётное звание.

– Аббе дома? – спрашивает Мадикен.

– Смею заверить, мой сын дома, – говорит дядя Нильсон. – С пяти часов пополуночи он посвятил себя выпеканию сладких крендельков, а его матушка уже отправилась на базар и усердно ими торгует. Я же в одиночестве предаюсь спекулятивным размышлениям, поэтому весьма рад принять у себя гостью.

Мадикен пришла не для того, чтобы повидать дядю Нильсона, она хочет пройти к Аббе на кухню, но не так-то просто прошмыгнуть мимо его папы.

– А видала ли ты, дорогая Мадикен, мои великолепные цветы? – спрашивает дядя Нильсон, тыкая сигарой в сторону чахлых тюльпанчиков, которые почти затерялись в траве. – Боже мой! Что я чувствую с приходом весны! Как играет жизнь во мне!

– И во мне тоже, – говорит Мадикен.

Но теперь-то уж она побежит к Аббе, а дядя Нильсон пускай себе сидит на качелях и наслаждается жизнью.

Своего приятеля Мадикен, как всегда, застаёт склонившимся над противнем. Если Аббе и рад её приходу, то ничем этого не показывает.

– Живём помаленьку? – говорит Аббе при виде Мадикен.

Не будет же он канителиться с маленькими девочками, ведь ему уже пятнадцать лет. Но всё-таки они с Мадикен – добрые друзья. И Мадикен давно про себя решила, что ни за кого, кроме Аббе, не выйдет замуж. А если Аббе не захочет на ней жениться, тогда что поделаешь! – тогда она совсем не выйдет замуж; кроме Аббе, ей никого другого не надо.

– А твой папа сидит в саду и занимается спиккуляцией, – говорит Мадикен.

Аббе смеётся:

– Я так и знал! Вчера он целый день пролежал в кухне на диване, а маманя гоняла туда и обратно в дровяной сарай, чтобы натаскать дров для печки. Уж он так её жалел, бедняжку! Да, ничего не скажешь – доброе сердце у моего папани!