Мадонна и свиньи

– Вот если бы ты смотрел больше, ты бы понял, что мы живём в аду, и не изумлялся так, не переживал при встрече с чертями… Как бывший советский человек, ты, наверно, помнишь о «холодной войне» между СССР и США. Так вот. Либо американцы нас в ней победили и мы теперь глотаем их бес-культурную жвачку и сами производим подобную, либо мы тогда уже внутренне были, как они, и воевали лишь по причине внешних различий. Перестройка и демократия освободили всё это внутреннее дерьмо, оно всплыло, и вместо самого читающего в мире духовного общества обнаружилась мелкобуржуазная куча, потребляющая дешёвку.

– Мудрено ты говоришь, что-то не пойму я, – сказал Ипполит Фёдорович.

– Народ всегда жаждал хлеба и зрелищ, – продолжал Анатолий, не обращая внимания на реплику Чайникова. – Если налицо дефицит того и другого, случается революция. Ведь почему в 17-м году всё перевернулось? Хлеба было мало, а зрелищ ещё меньше. Кино только нарождалось, телека вообще не было. Вот скучающие россияне и устроили балаган… Так что надо, отец, надо развлекать народ, чтоб он не думал о грустном.

– Чертями, что ль, развлекать?

– А это зависит от культурного уровня каждого зрителя. Большинство не понимает серьёзного искусства (ведь оно требует умственных усилий) и тащится только от бесовщины.

Смотрел Ипполит Фёдорович на пролетающий за окном среднерусский пейзаж, но не испытывал уже умиротворения при виде этих полей и перелесков. Казалось, за деревьями прячется нечисть, и вот-вот из-за берёзки высунется чёрт с рогами и скорчит Ипполиту Фёдоровичу рожу.

Дома хлопоты по хозяйству постепенно вернули Чайникова в привычную колею, и он стал забывать о столичном потрясении. И всё же оно не прошло для него бесследно. Случалось, задавая животным корм, Ипполит Фёдорович вдруг останавливал взгляд на одной точке – на грязном углу свинарника или поросёнке – и, вспоминая бесноватую толпу, невольно сравнивал и думал: неужто свиньи лучше людей?

2006 г.

Любовь манекена

Ты без страха и боли превращаешь камни в молодые души, и я на глазах становлюсь всё лучше.

Павел Кашин. «Мим»

Передо мною за тонкой прозрачной стенкой лежит пешеходная дорожка, по которой ходят туда-сюда люди. Далее – шоссе, где снуют безумные машины. И за ним – деревья парка, над которыми время от времени взлетают и кружат стаи птиц.

Картина не меняется, и когда бы не люди, авто и птицы, она была бы спокойной, как я.

Я невозмутимо смотрю на всё это. Мне дела нет, что у людей разные лица и одежда, а у машин разная расцветка, – для меня они все одинаковы. Они сменяют друг друга; вездесущий свет солнца сменяется раздробленными огнями фонарей, окружёнными тьмой; дождь, заливающий стенку, отчего картина делается мутной и почти невидимой, уступает место снегопаду. Я стою и смотрю. Равнодушен, неподвижен, неизменен…

* * *

Это случилось летним солнечным днём. Проходящая мимо девушка повернула ко мне голову и улыбнулась. Ну и что? Такое было и прежде: люди оборачивались в мою сторону, некоторые даже останавливались. Но никогда ещё никого из них я не провожал взглядом. А тут я удивлённо заметил, как мои зрачки скосились девушке вслед.

Что в ней особенного? Почему я выделил её из толпы? Я не знаю. Только с этих пор со мной стали твориться странные вещи; какой-то сладостный и одновременно страшный процесс начался во мне; словно ледник в горах стал подтаивать и неизбежно должен рухнуть.

* * *

Я стою и смотрю на проходящих мимо людей. Внимательно смотрю. Я ищу глазами ЕЁ. А вдруг она больше не появится? От этой мысли мне делается холодно. А между тем я различаю, что люди разные, очень разные. Вот лёгкой походкой идут два юноши; один другому что-то сказал, и они рассмеялись. Вот подъехала «Тойота», и из неё вышел плотный господин средних лет. Этот уже не так беззаботен: работа, семья, хлопоты, хлопоты. Он целеустремлённо направился в магазин – купить что-нибудь из одежды. Вот, сгорбившись, прошаркала мимо старушка. В наш магазин ей не нужно – не по карману. Ей уже вообще мало что нужно. Почему же выражение тревоги не покидает её лица? В моей груди что-то защемило при её виде. И ещё при виде плачущего мальчика лет пяти, который бежал вслед за рассерженной матерью… Но чу (как говорили в старину)! Я затрепетал. Она прошла, слегка наклонив вперед голову, о чём-то задумавшись, и на этот раз не взглянула на меня. Тёмно-русые волосы до плеч, прямой нос, рука, придерживающая сумочку, весь её облик, даже простые джинсы на ней – всё показалось мне таким милым.

– Смотри! – услышал я за спиной голос продавщицы.

– Что? – спросила её напарница.

– Манекен голову повернул!

– Который?

– Саша.

Я понял, что речь идёт обо мне, и принял обычное положение. Всё равно девушка уже ушла. Оказывается, меня зовут Саша, а я и не знал.

– Ты что, Ленка, с похмелья!?

– Нет… просто показалось.