— Нет, конечно, — обиделся старик. — Я же вот он, здесь стою, перед вами!
— Ну и дурак! — ответил тот же мужик.
Жмурясь, люди парами выходили из пещеры и разбредались по разным тропкам, чтобы в итоге влиться в человеческую реку и войти в город. Кунице достался Рамо, туповатый «торбовщик», недавно перебравшийся в столицу из какой-то задрипанной деревушки.
— А чо, правду грят, типа ты с Гектором в близких? — поинтересовался он.
— Был, — снизошел до ответа Кейн. — Он с моим батей вместе войну прошел. Но щас, сам понимаешь… Мне с ним не по пути.
— Ну, это понятное дело, — согласился Рамо. — Он джамалайский тигр, мы хорьки. А волк свинье не товарищ! Ты для него щас как собаке пятое колесо!
Выдав собственную вариацию народной мудрости, Рамо исчерпал мыслительные резервы и молчал большую часть пути до городских ворот, сопя и пыхтя, пока не сообразил задать еще один вопрос:
— А чо будет-то, а?
— Игнат с императором драться будут, — буркнул Куница, стирая пот со лба. — Вот чего.
— Не, ну это понятное дело, — растягивая слоги, сказал Рамо. — Ток я так мыслю, неспроста все это. Где это видано, чтоб император самолично на потеху такой неумытой публике, как мы с тобой, бился? Чо это за правитель такой? Слышь, слышь… — Рамо вдруг возбудился, приостановился и тронул Куницу за рукав: — Слышь, а вдруг он того?
— Что значит «того»?
— Ну, умом тронулся, крыша, стало быть, поехала, а? Что скажешь? И Игнатка зачем-то согласился… Ох, неспроста все это! Не иначе Двурогий надоумил Кислого!
Кислый — народный титул императора. Куница понял, что Рамо не видел, как Маджуро разделал капитанов, но растолковывать суть дела этой деревенщине не собирался. Они влились в людскую массу.
Толпа, словно рой шершней, гудела в улочках, и Куница увяз в эластичной и вязкой, как смола, массе, став частью потока. Среди них он видел грязных и лохматых нищих с окраины и предместий, бритых наголо татуированных мастеровых из ремесленных рядов… А какой-то псих в черном рваном плаще со знаком Двурогого взобрался на столб фонаря и оттуда вещал о скорой гибели мира и пробуждении Спящих богов, в сравнении с которыми сам Двурогий не более чем мальчик на побегушках.
Вскоре толпа остановилась. Люди продолжали напирать сзади, и пришлось раздать тумаков особенно нетерпеливым. «Эдак мы и к ночи не доберемся», — подумал Куница.
— Что там впереди? — крикнул он. — Почему встали?
— Дворцовые едут! — ответили спереди. — Улицу перекрыли!
В этот момент кто-то запулил булыжником в пророка Двурогого, и тот повис на фонарном столбе, зацепившись полой плаща. Толпа зарычала и скорчилась от смеха.
Наконец, движение возобновилось. Взбешенный, по-юношески нетерпеливый Куница ломанулся вперед, расталкивая и сбивая с ног неторопливый народ. Рамо изрыгал матюги, раздавая направо и налево пинки и затрещины. Это помогало, но слабо.
Тем не менее вскоре им удалось протиснуться в знакомый переулок, где было посвободнее, а там, зная многократно пройденный лабиринт тесных кривых улочек, они ускорили шаг и через несколько минут влились в процессию, втекающую в огромное строение Арены.
Внутрь овальной арены можно было попасть через любую из многочисленных арок, разбросанных по всему периметру, кроме одной — Императорской арки Объединения, поставленной первым императором Ма Джу Ро, основателем династии. Именно там стояла самая высокая трибуна, отделенная от других широкими провалами с заостренными кольями на дне, предназначалась она лучшим людям Империи — с мягкими скамейками для императорской семьи, советников, многочисленных придворных и фавориток, высшей аристократии — рейков, а также гостящих в столице баронов.
«Дядя Гектор наверняка уже там», — подумал Куница, проходя мимо арки Объединения. По задуманному Игнатом плану их группе следовало расположиться на узкой трибуне над Вратами смерти, куда уносили изуродованные тела смертельно раненых и погибших гладиаторов.
— Убрал руки! Живо! — скомандовал он Рамо, заметив, как деревенщина тянется в карман одного из зрителей.
— Да ладно, чо там… — заспорил было тот, но руку убрал.
Сам не понимая, как ему повезло, чуть не обокраденный самодовольный купчина хлопнул пухлой ладонью по заднице впереди идущей матроны. Та визгливо расхохоталась и, обернувшись, многообещающе улыбнулась купцу.
Заняв место, Куница от скуки начал крутить головой, высматривая знакомых. Вон через пару рядов сидит Шкет со своей бандой, малолетний лидер уличной шпаны. Чуть дальше, спрятав лицо в капюшоне, стучит тросточкой слепой Уритиму, один из старших в Гильдии попрошаек. Западная трибуна знати была пока почти пуста, но постепенно заполнялась.
— Опа! — хлопнул и потер ладонями Рамо. — Жратва! Эй! Иди сюда! — окликнул он торговку с корзиной.
Та закивала и, улыбаясь, бойко пробралась к мужчинам. От корзины шел умопомрачительный запах. В животе Куницы заурчало — он сегодня не завтракал.
— Чо у тебя там? — поинтересовался Рамо, принюхиваясь.
— Жареная рыба по два медяка, пирожки с крабом по одному да запеченная маниока, тоже медяк.