Маэстро и другие

Нуволари, как нам известно, только вчера вечером оставил Маэстро в Кибероне. Видимо, тот вернулся самолетом.

— Так он уже вернулся? — спросил Нуволари.

— Нет, — ответила Нинки. — Возвращается.

Голова у Нуволари пошла кругом.

— Возвращается? Откуда?

— Из Киберона. Откуда еще он может возвращаться? Ведь это ты отвозил его туда. Тогда чего спрашиваешь? Так что тебе надо ехать в Киберон и забрать оттуда Маэстро. Давай, Паоло, уже поздно, я устала. Не заставляй меня сто раз повторять одно и то же!

— Да, но я тоже с ног валюсь!

— Что значит с ног валишься? Рано, ты еще такой молодой, — сказала Нинки. — А если устал, отдохни. Выпей кофе покрепче, съешь бутерброд… сейчас всего половина восьмого, до восьми у тебя полно времени.

— Твою… пардон… он что, не может прилететь самолетом?

— Бог мой, Паоло, ты часом не выпил по дороге? Разумеется, он прилетит самолетом завтра утром из Парижа. А до Парижа как он доберется, а? Может, ты мне скажешь, как он может оказаться в Париже, если его никто туда не отвезет?

Старая Синьора, подчеркнуто терпеливо выговаривая слова, словно имела дело с туповатым ребенком, принялась объяснять, что из-за неожиданно возникших срочных дел Маэстро должен быть в Милане завтра вечером, что самолет вылетает из Парижа в 16:30, поэтому необходимо доставить Маэстро из Киберона в аэропорт «Шарль де Голль» не позже 16:00, естественно, затем его надо будет встретить в Линате[11]в 18:30. Как все это организовать, думай сам.

Взбешенный Нуволари покинул кабинет Нинки, едва не плача. В коридоре он встретил Сюзанну Понкья, которая, услышав, что он отправляется в Киберон, со словами: «Имей в виду, это очень срочно!» — передала ему пакет с книгами для Маэстро. Нуволари поискал глазами кого-нибудь, кому можно было бы поплакаться в жилетку, но не увидел никого, кроме Паниццы. Тот, стоя во дворе, закреплял прищепками обшлага брюк, собираясь сесть в свой трехколесный мопед-фургончик и отправиться домой. Уж ему-то Нуволари вовсе не хотел изливать душу. Сплюнув в сердцах, он залез в машину и отправился в Киберон. По мере того как он ехал, подсчитывая сумму, которую получит за сделанную сверхурочную работу, равную настоящему подвигу, настроение у него улучшалось.

Глава восьмая

Маэстро вернулся в Милан. Прервав лечение водорослями, призванное снизить триглицериды, отказавшись от гидромассажа ионизированной атлантической водой, столь благотворной для функционирования кишечника, и растираний дол меновым порошком, повышающим мышечный тонус, он, сломя голову, помчался в Милан, потому что… затем чтобы…

А собственно, зачем? Никаких неожиданно возникших срочных дел, на что намекала Нинки, не существовало. Виной всему были эти придурки, возомнившие себя артистами, с их непостижимым выбором «Доброго человека из Сезуана» и с их смехотворными претензиями на «другой» театр, развлекательный, в котором зрители не будут дохнуть от скуки…

Душу Маэстро грыз маленький червячок сомнений. Время от времени он выползал из глубин подсознания, перемещаясь в его черепную коробку, где верещал, подобно Говорящему Сверчку у Пиноккио. Маэстро отказывался, просто от-ка-зы-вал-ся прислушиваться к нему, загоняя его обратно матерным словом или круша кулаком и пинком все, что оказывалось под рукой или ногой.

Вот и сейчас, сидя на заднем сидении лимузина, который вез его в Париж, он нервно листал книги, которые переслала ему Сюзанна: «Добрый человек из Сезуана», «L’anima buona di Sezuan», «La bonne âme de Setchouan», «Der gute Mensch von Setzuan», «Materialien zu ‘Der gute Mensch von Sezuan’»… Прочитав несколько строк, он бросал книгу на пол или вышвыривал ее в окно, хватал следующую, которую некоторое время спустя ждала та же участь, искал первую, перечитывал, сравнивал, фыркал, матерился и снова отбрасывал… Нуволари, с видом оскорбленной добродетели, вел машину, не снисходя до обычного в таких случаях вопроса: «Что-то не так, сенатор?»

В Париже, в аэропорту «Шарль де Голль», Маэстро сразу же укрылся в зале для ВИП-пассажиров. В другом случае тот факт, что его никто не узнает, надолго испортил бы ему настроение, но сейчас ему было не до того. Подойдя к телефону, он набрал номер Театра.

— Алло, соедини меня с Нинки.

— Кто ее спрашивает?

— Валли, твою мать!..

— Ах, это вы, сенатор, простите не узнал! Соединяю.

Нинки сняла трубку.

— Слушай, Валли у нас совсем охренел от безделья?

— Почему?

— Потому что он спросил, кто я такой!

— Он немного глуховат…

— Тогда какого черта мы держим глухого телефониста! Хороши дела в моем театре: глухой сидит на телефонах, технические работники создают свой театр, а я… я, судя по всему, уже могу отправляться на свалку!..

— Ну, Джорджо, прекрати… — простонала в трубку Нинки.

— Да-да, я все понял! В театре — заговор против этого старого мудака, который с потной жопой носится по аэропортам, в то время как вы там спокойно сидите по своим домам… ты, Горбачев, Паницца! Ну что же, вы правы, спасибо вам!..

— Джорджо, умоляю, прекрати, у меня полно работы!..

— Ну, разумеется, у нее полно работы! А у меня — никакой, я целыми днями яйца себе чешу!..