Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

Пек установил передо мною щит и теперь методично отсекал щупальца леса, пытавшиеся протянуться в мою сторону. Лес знал, лес прекрасно знал, что я делаю, но помешать мне не мог — я стоял на своей земле. Двое эльфийских магов, случившихся поблизости, приблизились и теперь, оставив свои заклинания, подпевали — их голоса не были тренированы так, как мой, но в них тоже сквозила сила. Вместе мы стряхнули лапы врага со здания Префектуры и теперь шаг за шагом отвоёвывали пространство площади, вынуждая растения отступить — лишённые живительной влаги, они уже не могли сопротивляться, как раньше.

Друг, помнишь, где наше счастье?

Когда мы с тобой были дети,

Зелёное поле и солнце —

Это был наш с тобою дом.

Друг, а ты помнишь,

Где была наша с тобою вера?

Мы с тобой верили в чудо

И этим мы были живы.

Друг, мы верили в наше счастье —

Это наша с тобой земля.

Мелодия вытягивала все мои силы — я чувствовал, что задыхаюсь, что воздуха не хватает, но перестать петь я бы не смог, даже если бы захотел. К счастью, на выручку мне пришёл ещё один голос — эльфийский мальчик, совсем ещё маленький, явно не из хористов, пел вместе со мной, глядя на площадь из разбитого окна Префектуры. И ещё один эльф, лучник, вторил нам с башни, расположенной над обрывом. Мелисса хотела опять слиться с растениями — и не смогла, ибо я её не пустил. Прищурившись, она сделала шаг в мою сторону, но тут на пути у неё встала Васевна.

Когда-то давно,

Когда мы были ещё только дети,

Мы ничего не желали,

Потому что весь мир был наш...

Друг, помнишь, мы были молоды?

Мы тогда знали ответы на все вопросы,

Друг, помнишь, мы были счастливы?

Наша сила была в каждом дне.

Снизу поднималось что-то большое, что-то тяжёлое, что-то, желающее смерти моему городу, — я набрал воздуха в грудь и повёл мелодию ещё дальше, ещё выше, ещё звончее — вниз с обрыва, навстречу врагу, зная, что остальных голосов достаточно, чтобы закончить начатое на площади: некоторые из деревьев уже пылали, под другими проседала земля.

Мелисса склонила набок прекрасную голову Димеоны.

— Умертвие, тебе помочь упокоиться? — спросила она её губами.

Друг, помнишь, как мы были молоды,

Взлетая в прекрасное синее небо?

Друг, помнишь, мы были счастливы,

И ветер пел только нам?

Друг мой, мы с тобой живы,

Потому что мы — дети Бога.

Друг мой, мы с тобой вечны,

Потому что иначе нельзя.

Прозрачная преграда расползалась вокруг утёса. Кое-где в неё уже упирались мохнатые лапы леса, тянувшиеся из бездны, — барьер пока был тонким, но он станет прочнее, я знал это. На полуразрушенный балкон, наконец, выходили хористы из второго состава. Защитники города, не занятые в песне, теснили зелёные насаждения — ход битвы переломился, и теперь сила была на их стороне.

Из-под пальцев друидки брызнули янтарные искры, ударил сноп света. Василиса закрылась руками, но даже с того места, где я стоял, было видно, как ей тяжело: кожа её, закрытая вуалью и плотной тканью, шла паром и чёрным дымом, пальцы дрожали. К счастью, Мелисса не могла долго держать руну — к месту стычки уже спешили оставшиеся в живых стражники.

Поднимись, поднимись же, о, друг мой,

Поднимись со мной в синее небо,

Выше, выше, до самого края,

До самых звёзд и планет.

Нам с тобой вновь светит солнце,

Нам с тобой вновь поёт ветер.

Поднимись, друг, мы свободны,

Потому что мы всё ещё дети.

Поднимись, друг, мы живы,

Потому что по-прежнему любим.

Поднимись, друг, мы любим,

Потому что иначе нельзя.

Впоследствии меня часто спрашивали, что заставило меня в тот момент изменить своей любимой друидке, приняв сторону защитников города. На это я всякий раз отвечал, что никого не предавал: то, что Димеона в этом бою была на стороне эльфов, я знал совершенно точно, а той, что так бесцеремонно вошла в её тело, я, и в самом деле, не слишком-то сопереживал. Поэтому, когда я увидел, что теперь уже Василиса наседает на жрицу, обнажив когти и нанося удар за ударом, я лишь запрокинул голову и запел ещё громче.