Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

— Происходит вот что, — начала предводительница друидов. — Орда примитивных жителей леса во главе со своей тёмной жрицей штурмует Сивелькирию — столицу, город-крепость и опору цивилизации. Префектура и Управление пытаются ей противостоять, но всё время грызутся между собой, что даёт лесным жителям реальный шанс на победу... Да, и кстати: исход всего предприятия зависит от Димеоны.

— От Димеоны? — я заморгал. Женщина терпеливо ждала. — Мелисса, кто ты... Вы... Такая?

Тонкая, словно бритва, улыбка скользнула по губам леди в красном. Она не была неприятной, просто в ней всё ещё оставалось слишком много от змеиной усмешки, не сходившей с губ проповедницы с прошлого лета.

— Я? — переспросила она. — Я — жрица Фериссии, кара для людей города, когтистая лапа леса и смерть во плоти... Убедительно?

Я отрицательно покачал головой.

— Не веришь, хотя сам всё видел... Почему, интересно?

— Видишь ли... — я вздохнул. — Эта история отучила меня верить в простые ответы. Я не спорю: это было бы просто, слишком просто, пожалуй — свалить всё на Мелиссу, объявив, что она-де плохая и что, стоит её победить, вокруг воцарятся мир и порядок... Вот только с остальным это слабо вяжется.

— Например?

— Например... Например, ты воспитывала Димеону — вырастила её, как свою дочь. И потом, когда заботы по храму перешли к ней, ты всё равно присматривала за ней, а заодно проверяла, чтобы всё было сделано, чтоб у той получалось, чтобы каждый пришедший получил помощь... Не слишком похоже на чистое зло, правда?

Аполлон Артамонович кивал. Префект сидел с по-прежнему отстранённым выражением лица — вид у него был нахохлившийся. Мелисса смотрела на меня сверху вниз, но понять, о чём она думает, я не мог.

— И поэтому ты попробовал заглянуть чуточку глубже других, так? — спросила она.

Я развёл руками:

— Разумеется. И мне сразу дали другой очевидный ответ: оказывается, сама Мелисса не виновата, это-де дикие люди, что напали на её поселение. Это они превратили её из средоточия чистого милосердия в злющую суку (краем глаза я видел, как шеф улыбнулся моему эпитету, а жрица поморщилась), и среди них действительно есть те, кто в ответе за это. Это то, чему Димеона и боится поверить, и хочет, и чувствует себя и обязанной, и виноватой, и этим доводит себя чуть не до шизофрении.

— Но ты и в это не веришь? — уточнила Мелисса.

Я покачал головой:

— Это ещё один очевидный ответ, и не более. Он отвечает на вопрос о том, кто всё-таки виноват, но ни слова не говорит о том, что со всем этим делать. Что нам теперь — посылать в лес головы охотников в надежде, что тёмная жрица смилостивится?

Жрица кивнула:

— Что ж... В этом есть своя логика. Я могу рассказать тебе версию правды, отличную от этих двух, ту, в которую верю я сама, — вот только поверишь ли ей ты?

Я пожал плечами:

— Смотря какой она будет.

— Интересно будет послушать, — пробурчал из своего угла префект. На него не обратили внимания.

— Я начну издалека, — предупредила Мелисса, проводя ладонями по лицу и одновременно оправляя волосы кончиками пальцев. — Извиняюсь за это, но иного пути я не вижу.

Она замолчала.

— Мы слушаем, — сказал шеф.

— Всю свою жизнь, — бросив злой взгляд в его сторону, начала говорить женщина. — Я была жрицей Фериссии. Я и сейчас ею остаюсь, — добавила она быстро, словно боясь, что мы сей же час начнём спорить. — Просто я не боюсь испачкаться, как многие из тех, что ревностно блюдут свою праведность, но при этом за всю жизнь не совершили ни капли полезного. Итак, я была жрицей: в горе и в радости, в нужде и в изобилии... Наша община была небольшой — в лучшее время около ста человек — и мы выживали так, как могли. Я всегда давала им всё, что могла, — я правда давала — почти не получая взамен. К счастью, Димеона росла примерной помощницей, и я была счастлива знать, что, когда она подрастёт, я смогу передать ей свою ношу... Это было достаточно тяжело, я не спорю, но, когда трудишься, жизнь кажется легче, и я старалась делать всё, что было в моих силах... Получилось ли это? Думаю, да: со мною им было лучше, чем было бы без меня, так что я ни о чём не жалею.

Она протяжно вздохнула и вновь замолчала, словно пытаясь собраться с мыслями. За столом воцарилась тишина, лишь префект продолжал ёрзать на своём стуле — колени его торчали выше столешницы, и это выглядело комично.

Внезапно жрица фыркнула.