— В Сивелькирии сейчас есть один человек, который может убить Коробейникова, — громко произнесла Василиса.
Последовавший за этим взрыв дружного хохота прозвучал ещё страшнее, чем прежнее гробовое молчание.
— Хорошо, хорошо, — волшебница подняла вверх обе руки. — Я не так выразилась. Я хотела сказать, что в Сивелькирии сейчас лишь один человек, у которого есть готовый персональный мотив убить именно Коробейникова — командир Ларри Гнутт.
— Он что, уже в Сивелькирии? — спросил я раньше, чем понял, что раскрыл рот.
— Да, вчера прибыл, — напарница повернулась в мою сторону. — Я тебе не успела сказать, извини.
— Шу-шу-шу...
— Хорошо, всё срастается, — сказала Осадько. — В таком случае, сценарий простой: они просыпаются...
Я закрыл глаза и уронил голову на ладони. Мысль о том, что сейчас возле мирно посапывающей Димеоны сидит Леа и вяжет крючком, а вскоре под одеяло к ней прокрадётся некто, выглядящий как я, и лишь для того, чтобы картинно погибнуть в следующие десять минут, была невыносимой, а тот, кому это пришло в голову, должен был быть невменяем. Сквернее всего было, однако же, то, что я знал, что именно так и работает Сказка. Истории сплетаются и расплетаются, люди верят в них, искренне думая, что живут свои жизни, а потом выясняется, что за них всё решили маги, собравшиеся даже не на тайную сходку, а на рядовую летучку и сделавшие так, как им проще.
— Таким образом, мы не слишком-то отклоняемся от сказочной этики, а для самого Коробейникова всё заканчивается без лишних эксцессов, — вывел меня из прострации голос Осадько. — Возражения есть?
У меня были возражения, точно были, у меня их была масса, но среди них не было ни одного, которое Магистрат мог бы счесть существенным. «Пустите меня, я сам отыграю?» Глупости! Я слишком хорошо знал, что засыплюсь в первую же минуту. Настаивать, чтобы мою смерть вынесли за скобки? Чепуха, не так шьются сценарии. Умереть самому до пробуждения Димеоны, оставив ей оплакивать моё бездыханное тело? Ну, знаете ли!..
Ещё через пару минут собрание было закрыто: маги вставали и двигались к выходу, и произошедшее было для них делом привычным и абсолютно нормальным. Василиса пыталась остаться, чтобы перекинуться со мной парой ласковых, но к ней пристал Звягинцев с вопросами о роли поддержки, и волшебница ушла с ним, взглянув на меня одновременно беспомощно и недовольно. Шеф вышел вместе с Осадько. Малый зал опустел. Тогда я взял под мышку папку, всё это время лежавшую у меня на коленях, спустился к стойке у входа, взял у верного Яна ключ и направился к себе в кабинет. Там я бросил папку на стол, а сам упал в неудобное кресло, скорчившись на жёстком сиденье и обхватив руками лицо. Думать не хотелось. Жить не хотелось. Хотелось забыться и умереть, и чтобы после этого вновь проснуться в объятиях Димеоны.
Глава пятнадцатая, в которой Максим сражается с папкой с завязками и встречается со старым знакомым
Как это часто бывает, отчаяние схлынуло, стоило только дать ему волю, и вскоре я снова начал ощущать внешний мир — холодный и пустой мир, и от одного этого уже куда более неприятный, чем само отчаяние. Мир этот словно давал понять, что, сколько б я ни казнил себя, это, в сущности, ничего не изменит, и жизнь продолжит катиться по своим несгибаемым рельсам, а я опять буду бессилен что-либо с этим поделать. Осознание этого факта было даже больнее, чем предвкушение того безумия, которое собирались учинить в Сивелькирии маги. Впрочем, на первое место выступал ещё один, гораздо более печальный, факт: Димеону я потерял навсегда.