Читаем Магазинчик бесценных вещей полностью

– Я знаю только, что магазин продается и что женщину из агентства недвижимости не очень-то волнует его судьба.

Это ее заметно огорчает.

– Такое тут уже не первый раз, в нашем районе. Волна какая-то пошла. Вместо супермаркетов раньше были лавочки, вместо перекупщиков – лаборатории, вместо суши-баров, как вы их зовете, – остерии[17]. А потом еще эти менеджеры пришли, учить нас хочут… Все ради денег!

– Вы бывали в «Новом мире»? – решаюсь спросить я.

Она оборачивается, будто увидела собственный призрак. Затем выжидающе на меня смотрит.

– Нельзя допустить, чтобы он закрылся насовсем, – говорю я шепотом. – Я хочу его спасти.

Лишь сказав это вслух, я это осознаю.

– Спасти, спасти… Прогресс не остановишь, – говорит Далия, помрачнев. Она произносит слово «прогресс» так, будто это еда, которую она не может разжевать.

Мы сидим рядом на цветастом покрывале. Она протягивает мне фен. Я раскручиваю шнур и вставляю вилку в розетку. Как-то раз она призналась мне, что ее мужу не нравились яркие цвета и что, когда он был жив, дома все было коричневое. Только недавно она захотела что-то поменять. И только когда его не стало, начала рисовать.

Я включаю фен. Далия поднимает голос, чтобы перекричать его шум.

– Бросай переживать о чужих проблемах. Не делай как я, тебе жить дано. Когда я была молодая, некогда было ерундой страдать. А вы всё липнете к телефону!

В ее голосе проскальзывает нотка грусти. Интересно, не пытается ли она сама себя в этом убедить?

– Синьора Далия, у меня телефон самый простой, и я никогда в нем не сижу.

Я выключаю фен, сую его в карман и показываю ей зеркало.

– Да уж, стало еще хуже, – бубнит она. – У тебя нет оправданий, но ты все равно не живешь.

Я снова включаю фен в надежде заглушить разговор. «У тебя нет оправданий, но ты все равно не живешь», – повторяю я про себя, как будто пытаясь разобрать иностранный язык.

Я досушиваю волосы, оборачиваю шнур вокруг фена и помогаю синьоре Далии, этой старенькой хрупкой газели с душистой рыжей гривой, подняться с кровати. Я веду ее до самой кухни, окна которой выходят прямо во двор. По сравнению с остальной квартирой она выглядит обычной, почти безликой. Именно здесь Далия принимает гостей. Она вдова, так что от нее ожидается определенное поведение. Везде должно быть чисто, а дом – таким, как при жизни мужа.

«Люди хотят видеть меня всегда одинаковой, – объяснила она мне, когда я однажды спросила, почему она не показывает гостям остальные комнаты. – Им так спокойнее».

– Вчера вечером, – говорит она мне сейчас, разбирая покупки, за которыми я для нее сходила, – я видела во дворе эту новенькую… с маленькой девочкой. Знаешь, которая так ярко всегда одевается?

– Ее зовут Аделаида, я прочитала ее имя на почтовом ящике. А девочка – это, наверное, ее дочь. Они живут на пятом этаже в подъезде C, это надо мной, но с другой стороны.

– Вам бы с ней подружиться.

– С чего бы ей дружить с такой, как я?

– А тебе чего дружить с такой, как она? Вот и выясните.

Она бросает беглый взгляд на зеркало с рекламой «Куантро»[18], висящее на стене.

– Так не может продолжаться дальше.

«Как это – так?» – спрашиваю я себя, съежившись. Но у нее спросить боюсь, мало ли что она ответит.

Когда я смотрю на своих сверстников, выпивающих в баре, – на парочки, которые держатся за руки, на компании студентов, которые приходят в бар заниматься, – мне становится интересно, о чем они разговаривают, и я вслушиваюсь в каждое слово, пытаясь понять, что же я упускаю. Их время похоже на прямую линию, направленную к цели, а мое – на спираль, вращающуюся вокруг самой себя. Заметно ли со стороны, что я другая? Есть ли у меня какая-нибудь отличительная черта? Легкая сутулость, секундное колебание перед ответом или то, как я смотрю исподлобья, не умея поддерживать визуальный контакт? Это хотела сказать Далия?

Нетвердо ступая в своих теплых тапочках, она подходит к кухонному столу и тянется за бутылкой «Фернет-Бранки»[19] и двумя рюмками.

– По капельке?

Я никогда не отказываюсь. Когда я пью с ней, контуры реальности расплываются. Бальзам стекает по горлу, и я, будто после долгого путешествия, оказываюсь в экзотической стране.

Синьора Далия молча на меня смотрит. Бубен на пластиковой столешнице. Когда я рядом с другими, мне все время страшно, что я ляпну что-нибудь странное, что сорвется голос, что я не услежу за словами или за интонацией. И когда возникает неловкая пауза, мне тоже стыдно.

– Душа моя, кажется, у меня есть кое-что, что тебе поможет, – вдруг доверительно говорит она, показывая на коробку, лежащую высоко на кухонном шкафчике. Я и не обращала на нее внимания. – Помоги-ка мне.

Я без лишних вопросов достаю из-под стола табуретку и встаю на нее. Еле-еле дотягиваюсь до коробки кончиками пальцев.

– А вы умеете запрятать!

Синьора Далия знаком просит меня подождать и через минуту возвращается с металлической вешалкой.

– На-ка, попробуй вот этим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза