Сидя на балконе с бокалом в руке, я вглядываюсь в ночную темноту. Светится колокольня, небо усеивают мерцающие огонечки невидимых самолетов, вдалеке грохочет трамвай. Ни одна ночь не похожа на предыдущую, но между сегодняшней и вчерашней ночью целая пропасть!
Сегодня вновь открылся «Новый мир», но его продают, а Маргарет не пришла. Маргарет, в ее белом платье в Садах Кью. Маргарет, что с тобой стало? У тебя была мать, которая управляла самолетом и так боролась за правое дело. Мать, которая сотворила для тебя лучший мир. Но где же ты? И почему эти письма здесь? Это копии тех, что были посланы много лет назад?
Интересно, Присцилла и правда сможет мне помочь или она сказала это из вежливости? Неужели сотрудница кадастрового учета нарушит свою служебную инструкцию, чтобы помочь сантехнику подруги? Зачем ей это? Если бы земной шар держался на щедрости и бескорыстии, он вращался бы в другую сторону. Я надеюсь, но довериться не могу.
Возможно, эти буквы – единственное, что от меня останется. Я допиваю вино, делаю вдох и открываю следующую бутылку.
12
Сегодня я поняла, что жизнь очень похожа на некоторые растения. Ты месяцами их удобряешь, поливаешь, подстригаешь, но они не подают признаков жизни. А забываешь о них – и вот тебе первые почки.
Я пять лет ждала, когда откроется «Новый мир», и вчера ни с того ни с сего дверь вдруг поднялась. А потом, как специально, Аделаида, о которой мне сказала Далия, сегодня утром впервые со мной заговорила.
Я стою на стремянке, собираясь поменять лампочку на своей лестничной клетке на четвертом этаже, и вдруг слышу:
– Слушай, а это прекрасная идея!
Я смотрю вниз. Аделаида пялится на меня своими большими темными глазами с километровыми ресницами. Что-то в ее облике и щуплом телосложении делает ее совсем юной. Ее светлые лоснящиеся волосы собраны в высокий хвост, на ней серебристое платье, а на плече висит сумочка в форме конфеты. За руку она держит дочку – дочке на вид года три-четыре, на голове у нее картонная корона. Если бы не кроссовки, можно было бы подумать, что они вышли прямиком из «Сна в летнюю ночь»[23]
. Они возвращались домой и застали меня за работой.Аделаида поднимает сжатый кулак и раскрывает его передо мной. В нем оказывается оригами в форме птички.
– Я нашла его во дворе. – Она зачитывает вслух написанную на нем цитату: – «Перед смертью мой отец подозвал к себе врача и сказал ему: „Люди восхитительны!“».
Она поднимает глаза на меня.
– Похоже, это знак судьбы!
– Мама, а что такое судьба? – спрашивает девочка.
– Это когда с тобой говорит Боженька.
Дочка задумывается.
– Невероятно, – продолжает Аделаида. – Именно в тот момент, когда я начала терять веру в человечество, когда стала видеть все в черном цвете…
– А что такое человечество?
Аделаида вздыхает.
– Это мы, солнышко.
– Ты теряешь в нас веру?
– Ну, не в прямом смысле в нас, не в нас с тобой. – Она смотрит на меня заговорщически, а потом обращается к девочке: – Я никогда не перестану верить в тебя. И ты слышала? «Люди восхитительны». Наверное, действительно есть такие люди, восхитительные. И возможно, именно они двигают нас вперед…
Я хочу кивнуть, но вместо этого у меня получается невразумительный жест подбородком. Хочу спуститься с лестницы и взять новую лампочку, но вдруг я оступлюсь? Или, поднимаясь, покажусь неловкой и неуклюжей? Вдруг раскраснеюсь?
– «Украденные поцелуи», – произносит Аделаида.
– Почему украденные? – спрашивает девочка.
– Мне так запомнилась одна сцена из этого фильма, – продолжает Аделаида, не обращая внимания на дочку и рассматривая оригами. – Хозяйка обувного магазина утром стоит у окна… Такая элегантная, такая интересная. И такая грустная. Может, все грустные люди интересны?
– Кто интересны? – спрашивает дочка.
– Те, кто создает маленькие шедевры. – Аделаида подмигивает мне, вертя между пальцами оригами.
Девочка хватается за лестницу. Я пытаюсь сохранить равновесие.
– Не могу сказать, что мне нравится этот дом, – говорит вдруг Аделаида. – Но один восхитительный человек здесь точно живет. – Она таращится на меня. – Ты замечала таблички?
– К-какие таблички?
– Которые висят по всему коридору. Типа: «Осторожно, ступенька!», «Кто знает, что ищет, тот найдет это и с закрытыми глазами».
– А, эти…
Я чувствую, как у меня загораются щеки.
– Кто бы мог их написать?
– Честно говоря, вообще без понятия.
– Очень жаль, мне было бы интересно познакомиться с этим человеком – готова поспорить, что он же и оригами делает. Хоть кто-то творческий! Тут таких прямо-таки не хватало. – Она понимающе улыбается мне.
Не зная, что делать, я пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но, кажется, у меня выходит только странная гримаса. Я не готова поддерживать беседу, я тут просто лампочку меняла.
Аделаида с любопытством рассматривает мои защитные ботинки, проводит взглядом по комбинезону и останавливает его на волосах, собранных в пучок и заколотых красным строительным карандашом.
– Это Арья, – сообщает она, кладя руку девочке на плечо. – А я Аделаида.