Больше похоже на ателье, чем на квартиру взрослой женщины, у которой растет дочь и которая перестала быть беспечным ребенком и определилась со своим местом в жизни. У нее дома беспорядок, потому что сама жизнь беспорядочна. Полная противоположность моей квартиры, в которой все лежит на своем месте и нет следов чьего-либо присутствия, кроме моего.
Арья бросается к платью канареечного цвета и прячется в его тюлевой юбке.
– Вот они, мои творения, – произносит Аделаида, с гордостью показывая мне свои наряды. Каждую минуту свободного времени она посвящает им, сама их придумывает и шьет. У окна стоит стол со швейной машинкой.
Аделаида рассказывает мне, что работает продавщицей в сетевом магазине одежды быстрой моды, но что на самом деле ее вдохновляет, так это шитье. Она поднимает с дивана желтое платье и прикладывает к себе. У него мягкий лиф и широкая юбка с оборками, из-под юбки доносятся визги спрятавшейся Арьи. Оно просто великолепно.
– Двадцать четыре часа труда. Шелковый тюль. Полностью ручная работа. Потрогай…
Я тянусь к платью пальцами и не могу поверить: на ощупь оно как облако.
– Давай вылезай, – выгоняет Аделаида дочку. – У тебя свои есть.
Арья выбирается из-под юбки и убегает в спальню. На мгновение я представляю, как было бы хорошо, если бы это была моя жизнь.
– Выходит, ты из тех, кто может собрать шкаф, не обругав все сущее на чем свет стоит? – спрашивает Аделаида.
– Я из тех, кто ругает исключительно себя.
– А можешь помочь нам собрать книжный шкаф?
И она показывает мне небольшую, но увесистую коробку, спрятанную за диваном.
– Когда я заказывала шкаф, я рассчитывала, что придет шкаф, а вместо него пришло вот это. Тут самая большая деталь длиной двадцать сантиметров, а «Лего» я всегда терпеть не могла.
– Дай-ка гляну, – отвечаю я, почувствовав себя чуть сильнее и взрослее, чем минуту назад, просто потому, что могу ей помочь.
Доставая детали из коробки, я понимаю, что это не настоящее дерево, а березовая фанера, в которой даже нет отверстий для шурупов. Как такая хрупкая конструкция, сквозь которую без труда пройдет шуруп, сможет выдержать вес не одного десятка книг?
– Собрать-то я его могу, но долго он не протянет. Не думаю, что в этом есть смысл. Давай так: я похожу по округе, поищу тебе другой. Уж лучше старый, но прочный шкаф, чем новый, но хлипкий. Согласна?
Она наклоняет голову.
– В смысле – походишь по округе?
– Люди часто выбрасывают вещи, которые еще можно починить. Нужно просто немного везения.
Она смотрит на меня взглядом, в котором мне видятся одновременно восхищение и недоверие.
– Можно найти неплохой, если вооружиться терпением и знать, где искать. Где искать, я знаю, а терпение – это с тебя.
Она пожимает плечами.
– Эта коробка пролежала там лет сто. Думаю, ничего не изменится, если наши книжки еще чуть-чуть подождут. Мне кажется, им даже понравилось лежать по разным углам, – говорит она, показывая на коробку. – А с этим что будем делать? Все-таки я за него семьдесят девять девяносто заплатила.
– А сделаем Пиноккио.
– То есть?
– Вырежем из него подносы, подстаканники, разделочные доски, фигурки… Или соорудим кукольный домик, – осеняет меня, когда из спальни к нам возвращается Арья.
– Да-а-а! Кукольный домик! – Она весело хлопает в ладоши.
– Решено! – восклицает Аделаида, почти такая же довольная, как и ее дочь. – Кукольный домик! Это же мечта Арьи! Спасибо тебе, правда. Мастерить мы не умеем, зато мы добрые и хорошие, да? – Она улыбается мне во все триста пятьдесят зубов.
– Конечно, – подтверждаю я, рассматривая куски фанеры, чтобы спрятать свое смущение. – Размеры подходящие, надо только нарисовать эскиз… Ручка с бумагой у вас найдутся?
Арья тут же срывается с места, готовая стать моей помощницей.
Ее пыл отбрасывает меня в детство: я снова вижу себя в Крепости, маленькой. Когда проваливалась крыша гаража, или текла труба, или ломался генератор, отец собирал совет, на котором мы с братом разбирали проблему и предлагали решения. Сам он в этом не участвовал, только принимал наши предложения, и мы с Андреа пытались их воплотить. Сразу получалось не всегда, но важно было показать, что мы в состоянии справиться сами. «Сначала думай, потом делай», – говорил он. И каждый раз, когда он это повторял, мне вспоминался Страшила из «Волшебника страны Оз»: «Мозги в этой жизни могут сослужить хорошую службу не только человеку, но и вороне»[24]
. «Он бы не стал нас воспитывать, – добавлял отец, – как сейчас воспитывают наших сверстников, делая их невольными рабами Ужасной иллюзии, общества потребления, в котором больше не думают, не умеют ничего делать, не могут быть самими собой – лишь незамысловатыми вариациями базовой модели». Эти речи наполняли меня чувством собственной важности, давали уверенность, что я стараюсь не напрасно. Преуспевая в папиных заданиях, я чувствовала себя лучше.