Магазинчик бесценных вещей

Мы стыдливо мотаем головой, как две непослушные дочки.

– Ну так что, могу я на тебя рассчитывать? С починкой и инвентаризацией? – внезапно спрашивает она меня как ни в чем не бывало.

– Конечно, можешь на меня рассчитывать.

– Отлично, значит, выручу с продажи еще кучу денег.

Она проводит указательным пальцем по полке старого серванта, стирая слой черной пыли. Сервант скрипит, и она бросает на меня обеспокоенный взгляд.

– Он так с тобой здоровается, – говорю я ей, чтобы успокоить.

– Эта штука на части разваливается.

– Немного терпения – и все будет готово.

– Сколько именно?

– Сейчас сложно сказать, – отвечаю я, окидывая взглядом магазин. – Но обещаю, что сделаю все быстро.

– Ладно, я пока все равно буду заниматься просмотрами.

– Конечно, – спешу я подтвердить.

Это именно то, что мне нужно.

– Хорошо, не будем терять времени. Встречаемся завтра утром? – заключает она, протягивая мне руку с маникюром, чтобы закрепить сделку.

Я ее пожимаю, но, кажется, слишком сильно. Не знаю, чем это все закончится, но пути назад нет. Может быть, вступительные титры к моей жизни прошли и наконец начался фильм.

Я еще раз быстренько осматриваю магазин, чтобы определиться с планом работ. И как только мы с Аделаидой выходим на улицу, сталкиваюсь с Присциллой.

– Я тебя через окно витрины увидела! – восклицает она, заглядывая внутрь. – Вот он, знаменитый «Новый мир»! Славное местечко, убраться бы только как следует… Слушай, у меня для тебя хорошие новости. Я собиралась тебе позвонить. – Она роется в сумке и достает оттуда бумажку. – Маргарет Смит. Парк Кресент, 14, W1B 1LT, Лондон, Соединенное Королевство.

– Господи боже! – я почти порываюсь ее обнять. – Спасибо!

– Она отказалась от наследства, – добавляет Присцилла серьезным голосом. – Это строго конфиденциальная информация, но я знаю, что для тебя это важно. Так что, если хочешь, могу дать ее номер.

Я дрожащими руками беру бумажку.

– Парк Кресент![30] – восклицает за моей спиной Аделаида. – Это же одна из самых элитных улиц Лондона.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, испытав облегчение, что она еще здесь.

– Я жила в Лондоне три года, работала няней в очень богатой семье. В этом городе я и встретила человека, который стал главным бедствием моей жизни. Но с тех пор много воды утекло. – Она машет рукой. – Я выплыла и больше никогда туда не вернусь.

– Значит, ты знаешь английский, – заключаю я.

– Да, я знаю английский.

– Позвоним Маргарет вместе?

– Конечно. Но давай завтра, если тебе удобно. Мне уже надо бежать на работу. Если эта твоя Маргарет живет на Парк Кресент, она точно богачка. Может, и получится уговорить ее возродить магазинчик.

– Очень на это надеюсь, – вздыхаю я.

Если Дороти ездила в Лондон закупаться на Портобелло, почему она не встретилась с Маргарет? Почему Маргарет отказалась от наследства матери? Они разорвали отношения? Доходили ли до нее письма? И вдруг меня охватывает отчаяние. Зачем богатой англичанке, которая даже слышать ничего не захотела об этом магазине, о нашем райончике, о своей матери, о ее мечтах, – зачем ей сейчас выслушивать наши просьбы?

– Вот увидишь, у нас все получится, – подбадривает меня Аделаида, будто прочитав мои мысли, и кладет мне руку на плечо.

– Если события развиваются стремительно, значит, мы движемся по наклонной, – возражает Присцилла.

Аделаида ей улыбается:

– А я зову это судьбой.

– Останавливаться нельзя.

20

Домой я возвращаюсь насвистывая, размышляю о судьбе и о наклонной плоскости, в которой я уж точно понимаю больше, чем в судьбе, ведь от каменной ванны, в которой скапливалась дождевая вода, мы провели систему наклонных оросительных каналов для огорода.

Я полна воодушевления, но чувствую за это вину. Я боюсь, что меня охватит хюбрис, гордыня древних греков, о которой постоянно говорил мой отец: это грех излишне самоуверенного человека, за который всегда настигает возмездие судьбы или кара богов. Я не привыкла испытывать подобное. Еще, пожалуй, не счастье, но хотя бы надежду. И это уже что-то.

Погрузившись в мысли, я не замечаю, как наступаю на записку, лежащую на полу. Наверное, кто-то просунул под дверь. Я поднимаю ее и пытаюсь стряхнуть след от своего ботинка. Это лист разлинованной бумаги, вырванный из тетрадки на кольцах. Почерк (черные гелевые чернила) мелкий и неразборчивый, как у врачей. Попытки так с пятой у меня получается его расшифровать:

«Настоящие мечтатели никогда не спят».

Эдгар Аллан По

Я несколько раз перечитываю эту фразу вслух. Очевидно, это ответ на цитату из Борхеса.

О чем он мечтает, мой сосед? Он романтик? Художник? В его цитате есть поэзия, и, судя по всему, он не только смотрел фильм «Ворон», из которого взята эта фраза, но и читал по меньшей мере Эдгара Аллана По. Но это не дает ему права мешать мне спать по ночам…

Меня вдруг охватывает вдохновение, я бегу в свой кабинет-мастерскую, достаю новую карточку с жирафами, беру перьевую ручку и пишу:

«Поэт никогда не спит, но взамен он постоянно умирает».

Альда Мерини