Читаем Магазинчик бесценных вещей полностью

– Любая возможность выпадает раз в жизни, иначе она бы не называлась возможностью.

Она машет мне рукой на прощание, а я всем своим существом надеюсь, что она передумает.

29


Он дома. Я слышу, как он ходит туда-сюда и что-то двигает по полу. Может, витрину? «Скоро зайду», – написала я в записке, которую вчера вечером просунула ему под дверь. Я наклоняюсь, чтобы достать из металлического шкафчика в кабинете-мастерской чемоданчик с дрелью. Подняться и позвонить в звонок в семь часов вечера – не слишком ли это скоро? С другой стороны, на заказ клиента ты либо приходишь сразу, либо опаздываешь, а он для меня сейчас не кто иной, как клиент.

– Это работа, – говорю я себе, подтягивая ослабившиеся подтяжки комбинезона.

Мельком взглядываю на свое отражение в зеркале ванной. Пучок, в который я собрала волосы, разваливается, но, даже если я его переделаю, вряд ли это как-то улучшит ситуацию. Оставлю так. Не хочу выглядеть так, будто я полчаса к нему собиралась. Чтобы просто повесить витрину. Это было бы смешно.

Я умываюсь кусочком мыла с ароматом розы. Натираю зубы листиком мяты, полощу рот. Выдавливаю из себя улыбку. Может, я себе и не нравлюсь, но от этого факта ничего не изменится: я такая, как есть. Если бы я хотела что-то в себе исправить, исправила бы все, так что, наверное, нет смысла и начинать. Это просто работа, это просто работа, это просто работа…

Я беру чемоданчик с дрелью, делаю глубокий вдох и поднимаюсь на этаж выше.

Я, как обычно, стучу. Звонок создает впечатление чего-то срочного, влечет за собой ощущение неотвратимости плохих новостей. Стук кажется мне более спокойным. Стучат обычно соседи, близкие люди, те, кто никуда не торопится. Кто пришел за солью, угостить пирогом или максимум – попросить об одолжении.

С первого раза почти никто никогда не открывает, это и хорошо, дает мне время подготовиться. На самом деле я и не хочу, чтобы мне открыли с первого раза. Да и со второго тоже. На третий я уже начинаю подумывать о том, чтобы развернуться и уйти. А на четвертый, когда я уже более-менее готова, из-за двери обычно доносится слегка неуверенное: «Кто там?»

Но сегодня все идет не по плану. Не успеваю я постучать в первый раз, как дверь тут же распахивается, будто только меня тут и ждали, и отправляет меня прямиком в пропасть. Именно тогда, когда мне действительно нужно было подготовиться.

На пороге появляется высокий молодой человек в абсолютно черной толстовке (даже не нужно, чтобы он поворачивался ко мне спиной, я и без того знаю, что сзади написано «Дождь не может лить вечно») и в джинсах. Босиком.

На первый взгляд он не красавец. Не Кэри Грант или Пол Ньюман, фильмы с которыми нам показывала мама. Но, присмотревшись, начинаешь замечать в его чертах какое-то варварское очарование. Крупный нос, высокий лоб, огромные глаза, пухлые губы – все в его лице непропорционально большое, будто он сошел с детского рисунка. Он тоже меня рассматривает, с каким-то легким изумлением, и у меня создается впечатление, что он тоже волнуется.

Вот он, мой сосед. Ночной топотун, автор записочек, переносчик коробок. Я стою перед ним, как дорожный знак, и понятия не имею, что говорить.

– Ты, наверное…

– Это я.

– Проходи, – едва уловимо улыбается он.

Может, ему показался смешным мой голос или моя походка? Чувствую себя неловко. Должна ли я счесть это за оскорбление? По рукам проходит дрожь, но я пытаюсь не обращать на это внимания. Сейчас я увижу квартиру, которую уже много дней себе представляла, следя за траекториями его движений и доносящимся звукам. Прохожу за ним внутрь. Он уверенно ступает по каменному полу коридора. Теперь я понимаю, почему я так хорошо слышу его снизу. Его ноги так бухают по полу, что удивительно, как на нем не отпечатываются следы. Два старинных бра из матового стекла наполняют длинное и узкое помещение холодным мерцающим светом. Лампочки вот-вот перегорят, бог знает, сколько им лет, но я не решаюсь спросить.

Гостиная обставлена довольно просто, без роскоши. Некоторым вещам на вид лет пятьдесят, как, например, висящей на потолке люстре из муранского стекла, а остальные – диван, журнальный столик и письменный стол – дешевые и безликие, какими обычно обставляют квартиры, которые сдают студентам в аренду.

Вместо разбросанных по полу носков, коробок из-под пиццы и пепельниц, из которых вываливаются окурки, квартира вся завалена непонятными вещами и инструментами: картотеками, учебниками, стамесками, щетками всевозможных размеров, – и в ней стоит стойкий запах клея. Я пытаюсь скрыть свое недоумение, но получается у меня плохо.

Сосед делает неопределенный жест, как бы извиняясь за беспорядок. У него длинные, сильные, слегка загорелые пальцы.

Я улыбаюсь:

– А кто-то мою квартиру называет гаражом.

– Значит, моя – это лаборатория.

Среди кучи вещей на столе мне удается различить какие-то камушки и кисточки, но я стараюсь не останавливать ни на чем взгляд, чтобы он не подумал, что я люблю лезть не в свое дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза