Магазинчик бесценных вещей

– Покажу тебе витрину… – говорит он, втаскивая в центр комнаты стеклянный саркофаг со множеством отделений. – Хочу повесить на стену, – неуверенно произносит он. – Выдержит, как думаешь?

Интересно, что он собирается в такой витрине хранить, что подразумевает под лабораторией и как со всем этим связан запах клея?

Я стучу по стене, на которую он мне указал.

– Несущая.

– Это хорошо?

– Для тебя хорошо, для меня отвратительно.

Он радостно хлопает глазами.

– То есть?

– Витрину-то повесить я могу, но разобью себе дрелью все руки.

– Не хотелось бы, чтобы твои руки остались на моей совести.

– Да ладно, они и не такое выдерживали.

Я изо всех сил пытаюсь не делать вид, что у меня нет рук, и не прятать их за спиной.

– Спасибо, ты меня правда этим очень выручишь, мне такие вещи не поддаются.

– Когда-то для этого были мужья. А теперь есть я.

Он смеется.

– Видимо, в те времена я сама была бы мужем.

Он опускает глаза и какое-то время стоит, уставившись на свои босые ноги. Потом замечает, что я рассматриваю стоящую на столе фотографию, на которой изображено голубое озеро на фоне пустынного пейзажа.

– Ты знаешь Куатро-Сьенегас? – спрашивает он.

– Кажется, нет…

– Когда-то это были четыре больших озера, а сейчас от них осталось только двести голубых луж посреди пустынной мексиканской долины. – Он размашистым движением сгребает со стола фотографию, чтобы показать мне ее поближе. – Это одна из самых первых экосистем Земли. Некоторые из живущих там бактерий – самые древние наблюдаемые существа в наше время. Именно эти бактерии научились превращать углекислый газ в кислород и поменяли цвет нашей атмосферы с оранжевого на голубой.

– Pale blue dot.

– Ты знаешь эту фотографию?!

– Вид на Землю с «Вояджера-1». Голубая точка в космическом вакууме.

В выражении крупных черт его лица читается удивление. Он смотрит на меня так, что я потихоньку впадаю в ступор, хоть и пытаюсь сохранять спокойствие.

– Хочешь узнать, чем закончилась эта история? – спрашивает он.

– Она закончилась?

Он кивает, но, судя по его мрачному взгляду, конец у нее невеселый.

– Эти бактерии, живущие на нашей планете уже несколько сотен миллионов лет, пережили все виды изменения климата и пять массовых вымираний, но оказались не способны выстоять перед человеком. – Он ставит фотографию на место. – Люди стали нещадно перекачивать воду из Куатро-Сьенегас для полива плантаций лекарственных растений и для разведения скота. За последние сто лет мы осушили девяносто процентов объема этих озер. Для планеты это влечет катастрофические последствия, и мы уже очень близки к точке невозврата.

Он проводит рукой по волосам. Я пытаюсь незаметно за ним наблюдать. «Вот, значит, какие мысли не дают ему спать по ночам», – думаю я про себя с неожиданным чувством причастности, нежности и недоумения.

– Когда же мы наконец поймем, что мы все – часть одного целого, одной системы, – вздыхает он, – часть хрупкого, но совершенного механизма? У всего на свете есть в этом мире своя роль. Дыхание планеты – это наше дыхание.

Чувствую, что он ждет от меня ответа.

– Я почти никогда не хожу в супермаркеты.

Вот так сказала, молодец.

Он вопросительно на меня смотрит.

– Я имею в виду… что не верю в покупку вещей. В смысле – купить и выбросить… – Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять нужный темп. – Каждый может внести свой вклад, достаточно ограничиться… достаточно… сотрудничать друг с другом. Я верю в циркулярную экономику района.

Он обводит меня взглядом, просит объяснить ему, как она работает. Я пытаюсь сделать это, используя как можно меньше слов. Кажется, он понимает сразу, еще до того, как я начинаю рассказывать. И одобряет.

– То есть если мне нужны будут овощи… обращаться к тебе? – заключает он.

– Или лампочки, или контейнеры, или старые газеты…

– Пойдем, – говорит он. – Покажу тебе кое-что.

Он подходит к столу и берет в руку две окаменелые ракушки.

– Phylum Mollusca. Я нашел их в Тусции[41], – объясняет он с гордостью. – Я хочу выбрать своей специальностью микропалеонтологию – раздел палеонтологии, изучающий микрофоссилии, но пока тренируюсь на том, что найду.

Он знаком показывает мне следовать за ним в коридор. В его походке есть какая-то поспешность, будто каждая секунда на счету и ему нельзя терять ни одной. Он открывает дверь в ванную, расположенную ровно над моей, но зеркально. В ванне лежат ящики для фруктов, а в них – мытые окаменелости.

– Вот чем я занимаюсь, когда не могу заснуть, – говорит он, как бы извиняясь.

Наконец мне открылись тайные причины его ночных хождений. Все эти окаменелости, инструменты, его образ жизни и манера держаться – все это так далеко от того, что я себе представляла… Я думаю про себя, что мы действительно не можем ничего по-настоящему знать о жизни других людей, пока нам не приоткроют дверь.

– Тебе бы заменить у ящиков дно на мелкую металлическую решетку вроде той, из которых делают клетки для маленьких животных, – предлагаю я. – Так дерево не будет гнить, а окаменелости будут быстрее сохнуть.

Его огромные глаза округляются еще сильнее, а губы расплываются в улыбке: