Оксана показала нам несколько сохранившихся семейных фотографий: кто был на них запечатлен, она не знала. В 1960-х ее дед, муж Эрны, сжег большинство из них: груды фотографий, альбомов и рукописных заметок – все, что свидетельствовало о происхождении семьи и наличии родственников за границей. И кому это было тогда нужно – прошлая жизнь, люди умершие, ушедшие, исчезнувшие из памяти или рассеянные по свету и уже ставшие чужими в чужих землях? Жизнь шла своим чередом. Оставшиеся у Оксаны фотографии пережили аутодафе, устроенное ее дедом. Она показала Софи фотографию молодой женщины с двумя маленькими девочками. По одежде было видно, что этот снимок сделан в начале XX века. Оксана понятия не имела, что это за люди. Но Софи знала и смогла датировать фотографию с точностью до года. Молодая женщина была бабушкой Софи, Аделью, с двумя дочками, Кларой и Стеллой, – одной около года, другой около трех лет. Старшая, Стелла, стала матерью Софи. Третья дочь, Ирина, в то время еще не родилась. Из письма, написанного на русском языке, которое прислал мне Тео и которое он не мог прочитать, я знала, что в 1916 году эта фотография была отправлена Эрне в Ликино из Лозанны ее младшей сестрой Аделью.
Когда Софи увидела эту фотографию, на ее глазах появились слезы. Для нее было чудом – найти в далекой сибирской деревне совершенно ей не знакомую фотографию своей матери. Затем Оксана достала несколько предметов, доставшихся ей от бабушки, – постельное белье и салфетки, которые вышила Эрна, несколько серебряных ложек с ее монограммой (у Софи есть такие же ложки с монограммой ее бабушки, сестры Эрны), вазочку для варенья и серебряную подставку для ложки – сокровища из сундука ее бабушки, будто бы пришедшие из другого мира в семью, которая жила простой крестьянской жизнью, выращивая собственные овощи, заготовляя дрова и пользуясь удобствами во дворе. Эрна готовила на русской печке и перешивала одежду для всей семьи из старых остатков.
Внук Эрны Алексей, чей отец погиб в ГУЛАГе, научился у деда охотиться, ловить рыбу, разводить сад. Вслед за дедом и отцом он стал лесоводом. В течение многих лет он был директором природного заповедника Столбы под Красноярском. Сейчас он на пенсии.
У него тоже сохранился небольшой альбом семейных фотографий. Кто были эти люди? Он мог назвать немногих, остальные оставались загадкой. (На обратной стороне одной фотографии двух всадников были написаны только имена их лошадей!) Поколение, которое знало, что это дядя Борис или тетя Катя, ушло. Глубокая пропасть пролегла между культурой, в которой воспитывались бабушка и дедушка, и той, в которой вынуждены были жить их внуки.
Сегодня, спустя столетие после революции и разрушения «буржуазной» культуры, часть забытого русского XX века восстанавливается. Школа русского модернизма, к которой принадлежала Магда, переживает возрождение, подобное переоткрытию русского авангарда. В советский период Кузьма Петров-Водкин выставлялся мало, но в середине 1960-х состоялась его большая выставка. Прошло еще полвека, прежде чем работы его учеников – в том числе и художников, связанных со школой Званцевой, – начали появляться в музеях и на выставках. Выставка «Круг Петрова-Водкина», открывшаяся в Русском музее в Санкт-Петербурге в июне 2016 года, стала лишь одной из нескольких недавних выставок, посвященных произведениям художников, большая часть работ которых практически утрачена. Некоторые из этих художников погибли во время Гражданской войны, другие сгинули в ГУЛАГе, эмигрировали, погибли во Второй мировой войне или уступили требованиям соцреализма, стали специалистами по реставрации произведений искусства или сотрудниками театральных мастерских. Их картины всплывают в хранилищах крупных музеев, в частных коллекциях и в небольших провинциальных музеях, куда их отправили в 1920-х в рамках недолговечной программы популяризации искусства.
Одним из первых среди соучеников Магды по школе Званцевой, чьи произведения были извлечены из мусорной корзины истории, куда они попали за «формализм», был Сергей Калмыков (1891–1967). Он покинул Петербург вскоре после революции и вернулся в родной Оренбург, за две тысячи километров от столиц, а затем переехал в Алма-Ату, еще на две тысячи километров дальше на юго-восток. Калмыков появляется как персонаж в романе Ю. О. Домбровского «Факультет ненужных вещей». Кто читал этот выдающийся роман, помнит художника – городского сумасшедшего, который одевается как клоун, ходит с привязанными к плечу жестяными банками и открыто рисует на улицах, чтобы все могли видеть его «сумасшедшие» произведения. Калмыков умер в 1967 году, а в 1990-х более тысячи его картин были «обнаружены» в Алма-Ате. С тех пор состоялось несколько его персональных выставок.