Магда Нахман. Художник в изгнании

Удивительно, как быстро после революции установилось то, что стало советским образом жизни – «работ никаких не производится и держится все одним надувательством», – как будто давно поджидало, чтобы стать нормой.

То, что Магда видела своими глазами, было описано в одних из первых воспоминаний о русской революции: в книге И. Ф. Наживина, опубликованной в Вене в 1921 году. Автор стал свидетелем событий 1917–1918 годов во Владимирской губернии и, в частности, разрушения лесного хозяйства в Ликино:

Начались бестолковые порубки, на береженных посадках в большом и культурном лесном хозяйстве Храповицкого пасся, уничтожая их, скот, усиленно истреблялась по лесам и полям раньше охраняемая законом птица и зверь – «теперь все наше», и поэтому все гибло, безжалостно, бессмысленно[198].

Последнее письмо Магды из Ликино, скорее всего, было написано в сентябре 1919 года. В начале октября она получила неожиданное приглашение от Лили Эфрон на работу оформителя сцены и художника по костюмам в народном театре в деревне Усть-Долыссы под Невелем, в Витебской губернии, примерно в восьмистах километрах к западу от Ликино и в пятистах двадцати километрах к западу от Москвы. Лиля была принята туда режиссером.

Глава 7 Народный театр в Усть-Долыссах [199]

Кто-то взял нас в горсть, как семена, и разбросал по земле. Ах, как хочется прорасти колосом, думаю, что это мечта всякого зерна.

Магда Нахман

Приглашение Лили Эфрон работать в народном театре в Усть-Долыссах позволило Магде оставить работу в конторе ликинского лесхоза. В начале октября 1919-го, прежде чем отправиться вместе с Лилей к месту назначения, она провела несколько дней в Москве, в «своей комнате» в квартире Юлии. В это время Юлия записывает в дневнике: «Вчера письмо от Магды, что приедет на днях – единственное утешение». И через несколько дней: «Магде не верилось, что она в Москве. Дивилась на разрушенные заборы и вылезающую на улицу природу». Ее письма к Юлии из Усть-Долысс начали приходить в конце октября.

Усть-Долыссы – большая деревня с населением около тысячи человек, расположенная в живописном озерном крае, на берегу Долысского озера, примерно в двадцати километрах от ближайшего города Невеля, возникшего во времена Ивана Грозного на перекрестке языков, религий и империй. Город и его окрестности переходили от России к Литве, к Польше, а в 1772 году, после Первого раздела Польши, эта территория отошла России, став частью восточной границы еврейской черты оседлости. Невель и окружающие деревни были населены католиками, униатами, православными, старообрядцами и евреями. На старых картинах городского пейзажа изображены церкви с высокими шпилями, монастырь и деревянные и кирпичные провинциальные городские дома. В Невеле также было шестнадцать синагог и молитвенных домов.

Наряду с полезной информацией об истории, географии и климате, интернет сообщил мне имя реального человека, Людмилы Мироновны Максимовской, которая, как я узнала, была краеведом, автором книги «Усть-Долысские истории», основателем и директором краеведческого музея в Невеле. На мое письмо в музей Невеля ответила сама Людмила Мироновна. Она пригласила меня выступить следующим летом на ежегодной невельской конференции «Бахтинские чтения» и обещала отвезти в Усть-Долыссы, чтобы познакомить с девяностопятилетней Ниной Дмитриевной Галактионовой, которая, пятилетней девочкой, видела Магду. Несмотря на юный возраст в то время и прошедшие годы, она хорошо помнила Магду потому, что принимала участие в детских театральных постановках, которые та ставила, и потому, что ее мать работала швеей в народном театре, делая костюмы по эскизам Магды. Кроме того, Магда написала портреты всех членов семьи Нины Дмитриевны.

Судя по старым гравюрам города, не очень много осталось от былого Невеля. Советы начали с уничтожения церквей. Во время Второй мировой войны город сильно бомбили, а еврейское население было расстреляно недалеко от городской черты и похоронено в общей могиле. В центре города – братские могилы солдат, погибших на войне. Рядом стоит статуя Ленина. Большинство оставшихся церквей, которые пережили первые годы революции, были разрушены спустя десятилетия при Хрущеве и Брежневе.