Магда Нахман. Художник в изгнании

Скажи, не твои ли вагоны я видела на пути в каторжную повинность?[250] Когда нас гнали по путям мимо ржавых паровозов и расписных вагонов, мне бросились в глаза два характерных длинношеих юноши синего цвета с газетами в руках и <нрзб.>. Много было любопытного и характерного в этом похождении. Жаль, места мало, чтобы все написать. Поднялись мы в 7 час. <…> В такую рань даже испакощенный город имеет в себе нечто от природы – нежный свет, хрустящие мостовые. Добрались до Сущевского комиссариата: толпа аж на улице. Большинство рабочие, мелкие служащие: буфетчицы, судомойки. Долго мерзли на улице, слушая незначительные, но чудо какие характерные разговоры. Наконец, протиснулись в тесное, душное и грязное помещение, видя только спины впереди. Это была запись явившихся. Покончив с этим, опять мерзли на улице в ожидании отправки двух первых партий и формировки пятой – мы попали в 4-ю. Наконец, всю толпу погнали на Александровский вокзал. Там ожиданье пропуска; наконец, впихнули на платформу; опять ожиданье, наконец, шествие вдоль весьма загаженных путей: в обледенелом снегу кучи золота, лужи, по-счастию подстывшие, а то бы не пройти. Наконец, мы у сарайчика с односкатной крышей, кое-как сколоченного из досок. На нем отличная вывеска: «рукопожатия отменяются». Нет, надо быть Максом, чтобы оценить это! Рая взбесила меня «горькой иронией»: «интересно-де знать, кому там руку стоит подать» – это тупо, совсем, совсем не то! Ну, в этом сарайчике были лопаты и кирки: «Бабы, бери лопаты!» Но прежде была перекличка: «Кто из вас хорошо грамотный?» Грамотный читал список, все перекликались. Наконец, опять погнали и предоставили расколоть и погрузить в вагоны несколько куч снегу. Работа проста, но мне абсолютно не по силам. Пока было низко кидать, я кое-как справлялась, но когда уровень повысился, я совершенно не могла даже поднять лопату. Бабы обижались: «Почему же мы можем?», – а надсмотрщик: «И какую ты тут трудность нашла, никакой трудности нету, это ведь не читать-писать!» Ну, разве не прелесть? Рая снова возмутила меня своим вечным «хамье», почему? Разве он виноват, что ему «читать-писать» то же, что для меня кирка и лопата? Эх, Макса нет! Разговоры при этом прямо в роман исторический. Продежурили мы, однако, ровно восемь часов на этой работе натощак. Только в 7 часов вечера, сдав инструменты, отбыв новую перекличку, построились в очередь у какого-то нового сарайчика и расписавшись неоднократно получили I фунт хлебу, 53 р. денег и расписку. Тут остроты толпы, настроенной вообще иронически – возобновились: «Деньги-то в рамочку дома вставьте», «Прежде бы на 8 р. и колбасы, и водки на всю компанию! Все бы вместе и в трактир пошли» и тп. – На след, день я лежала от усталости, а домашние очищали двор от золота, тк была неделя очистки. Я уже не в состоянии была принять участие, два дня есть не могла. А что у вас делается в этом смысле? Патриаршие все отвертелись, даже и мужики не идут. Ну, вот тебе сведения о моем последнем заработке[251].