Положение стало невозможным. К Лиле здесь отношение ужасное. Жалуются на ее болезненность (не веря ей) и на ее характер, что она отталкивает людей, что слишком мало постановок. Все это несправедливо, хотя при большей сдержанности с ее стороны было бы многое лучше. Каждую вещь надо выбрать, прочесть и продумать, затем обучать каждого актера отдельно – они этого не понимают. И человеческий материал здесь неблагодарный. Мне же предъявляется претензия, что я делаю декорации не так, как сказано в популярной книжке, а по-своему![244]
Тем не менее местные власти в Невеле были ими довольны:
Здешний предс. проф. союза был в восторге от нашей работы и приглашал к себе в вновь открываемый театр, затем предлагают быть инструктором по театру в уезде, пока не знаю, взять что-нибудь здесь или вернуться в Москву[245]
.Надежда на возвращение в Москву была лейтмотивом писем Магды. И все же она колебалась. Она слишком хорошо знала, какие трудности ждут ее там. Кроме того, Юлия писала о «московской диете» и о своей болезни:
…мороженая картошка на рыбьем жиру прошлогодней покупки, мороженая горькая капуста и глинистый горький хлеб /190 р. фунт! Хочешь выздоравливай, хочешь – помирай и становись в очередь за гробом. <…> Еще для праздника пила кофе с черным сухарем и сахарным песком (немного выдали). Сухарь пахнет мылом, сахарный песок керосином, кофе ничем не пахнет, потому что его там и нет. Все время чувствуешь голод – но не думай, чтобы я жаловалась[246]
.Из деревни Магда могла посылать Юлии кое-какие продукты, что ту очень поддерживало:
Дорогая Магдочка, не знаю, как и благодарить за полученную сегодня вместе с письмом посылку. Ты можешь догадаться о степени благодарности, представляя себе, как мы прозябаем. (И в прямом и в Прутковском значении этого слова). Фюрстова комната сверкает инеем, в твоей идет снег, водопровод и канализация давно замерзли. Живем, как на постоялом дворе проездом через глухую деревню, с той
Письма Юлии изобилуют такими описаниями. Вот один из ответов Магды: