4 декабря 1922 года заместитель секретаря Народного комиссариата по иностранным делам Лев Карахан направил письмо секретарю исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьеву. В этом письме (с грифом «срочно, совершенно секретно») Карахан сообщает Зиновьеву, что группа индийских националистов, высланных в 1920 году из Афганистана на территорию России и не присоединившихся к Коминтерну, оказалась в Москве без «средств существования» или «возможности революционной работы». В течение пятнадцати месяцев они «пытаются получить разрешение на выезд из пределов РСФСР», имея лишь скудную поддержку и крышу над головой от Комиссариата. Этой невыносимой ситуации, компрометирующей Комиссариат иностранных дел, должен быть положен конец. Комиссариат договорился с ГПУ об отъезде индийцев. Однако Коминтерн возражает против этого решения, и теперь им грозит выселение из помещений Комиссариата, где они проживают в данный момент. Карахан передает всю ответственность за них Коминтерну. Он приводит доводы в пользу индийцев, отмечая, что в результате переговоров между его ведомством и ГПУ «Ачарии и двум примыкающим к нему националистам был разрешен выезд в Германию». Получившие разрешение и выехавшие индийцы ничем не отличались от тех, кто все еще оставался в Москве[366]
.9 мая 1922 года в Ликино Магда закончила и подписала портрет своей матери, который взяла с собой в эмиграцию (рис. 35 цв. вкл.). Два месяца спустя, в письме от 5 июля 1922 года, Юлия сообщает Волошину о том, что Магда вышла замуж за брамина[367]
. А в ноябре они уже были в Берлине, что подтверждено немецким дипломатом Куртом Максом Прюфером (об этом в следующей главе), который писал, что Ачария прибыл в Германию в ноябре 1922-го.Покинуть Россию оказалось непросто. В своем письме от 18 декабря 1922 года из Берлина в Москву Игорю Рейснеру, с которым он работал и подружился в Кабуле, Ачария описал свой опыт пересечения границы и первые дни в Берлине. В этом письме Ачария сообщил, что Карл Мур, швейцарский банкир, который помогал большевикам до и после Октябрьской революции и, возможно, был двойным агентом, звонил в ГПУ с просьбой не позволить им покинуть Россию и что телеграмма на этот счет была отправлена в пограничную службу[368]
. В любом случае, Ачария и Магда «все-таки выбрались из России», как писал Ачария Рейснеру, сообщая, насколько опасной стала ситуация:<Я> только что слышал, что египетский делегат на 4-м съезде К. И. внезапно исчез в России… Я не удивлюсь, если что-то случится с революционерами, приезжающими в Россию. Я сам прошел через все это, но с открытыми глазами и сосредоточенным вниманием, и, если я удрал, я обязан именно этим открытым глазам и не только одной счастливой случайности. То, что случилось с Гусни[369]
, египетским делегатом, которого я не знаю, случилось или еще случится с двумя Сикхами – делегатами из Америки, которые, как и Гусни, не вернулись в Берлин с Роем. Ибо они не согласны были с Роем… Эти Сикхи хотели мне сообщить о своих затруднениях с Роем в Москве. <внизу страница повреждена>…возможность убежать из России, если они не в Бутырках. Но если они еще на свободе, как и мы были «на свободе» в России долгое время, они находятся под наблюдением, их воля рано или поздно будет сломлена британскими агентами Чека и Коминтерна. Если это будет сделано, они еще будут бродить по улицам Москвы, как мы в свое время бродили[370].Ачария писал, что у него нет никакого желания когда-либо возвращаться в страну, революцию в которой он считал провалом, «банкротством коммунистической политики»; он добавлял: «Пусть они называют меня анархистом». Что касается Магды, он писал, что она начала рисовать, чтобы заработать и не терять квалификации. Первые публикации Ачарии в немецких и индийских периодических изданиях начали появляться в начале 1923 года.