Читаем Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья полностью

Пигафетта, который, как мы уже знаем, путешествовал ради удовлетворения своего любопытства, всегда уделял наибольшее среди всех источников внимание этнографическому аспекту. Он был самым проницательным и сочувствующим наблюдателем других рас. В Сан-Хулиане он отметил в местных жителях много черт, которые отличали их от тех, с кем Пигафетта был знаком раньше. Прежде всего бросался в глаза их огромный рост. «Однажды мы вдруг увидали на берегу голого человека гигантского роста… наши головы достигали только до его пояса»[546]. Судя по описанию, он был выше, чем тот каннибал «гигантского роста» (de la statura casi como uno gigante), чей голос «походил на рев быка» (una voce simille a uno toro), который ненадолго посетил флагманский корабль в устье Ла-Платы[547]. В дальнейшем Пигафетта продолжает использовать слово «гигант» при каждом описании патагонцев. Согласно Трансильвану и генуэзскому штурману, местные мужчины, по оценкам разных наблюдателей, имели рост 9–10 локтей (примерно 2 метра), а согласно собеседникам Коррейи – до 15 локтей. Женщины были ниже, зато их груди были длиной до 30 сантиметров[548].

На протяжении двух последующих веков гигантский рост местных жителей отмечали почти все посещавшие их путешественники. Один из уцелевших в экспедиции 1525 года уверял, что встречал женщин девять футов (около 275 см) ростом, а другие были столь высокими, что он насилу доставал им до детородного органа[549]. Дрейк отмечал, что они «не столь ужасные великаны, как о них пишут… но, возможно, испанцы не понимали, что в той же стране окажутся англичане и смогут опровергнуть их речи, так что могли лгать смелее». Впрочем, он признавал, что «Магеллан не так уж преувеличивал, называя их гигантами, поскольку они, как правило, отличаются от обычных людей ростом, шириной и силой своих тел», и оценивал их рост примерно в семь с половиной футов (около 230 см), «если не несколько выше». Капеллан Дрейка подтверждал «огромный рост» жителей района бухты Сан-Хулиан[550]. Некоторые рассказы о гигантах можно смело отвергнуть как придуманные на потребу любителям сенсаций: например, потерпевший кораблекрушение английский пират Энтони Найвет, вернувшись домой в 1580-х годах, стал известным поставщиком литературных россказней. Он утверждал, что следы патагонцев вчетверо больше обычных, а их рост достигает 14 локтей[551]. Капитан Джон Нарброу, проплывая мимо Сан-Хулиана в 1670 году, никак не мог измерить местных жителей, но смог провести замеры тех, кто обитал в районе Магелланова пролива, и эти люди имели нормальные размеры. В коммерчески успешном описании путешествия командора Джона Байрона, совершенного в 1741 году, говорилось о местном вожде «гигантского роста, который словно бы воплощал в себе рассказы о монстрах в человеческом обличье… Если я могу судить о его росте по сопоставлению с моим, то он составлял не менее семи футов». Один из офицеров, «хотя и сам ростом шесть футов два дюйма [188 см]», казался «пигмеем среди великанов; потому что эти люди могут быть названы великанами даже в сравнении с самыми высокими нашими соотечественниками»[552].

Люди подобного роста сейчас в этом регионе не живут. Но историческая наука учит нас с уважением относиться к свидетельствам предков. Когда мы смотрим на что-то незнакомое, то видим не то, что есть в реальности, а то, чего мы ожидаем. Мы пытаемся осознать новое, обращаясь к предыдущему опыту, пока не найдем подходящий аналог. Опосредованный опыт, о котором мы читали или слышали, чаще всего приходит здесь на выручку. Как мы уже знаем, уродливые монстры населяли поля карт позднего Средневековья и тексты Возрождения, унаследованные от античного мира. Поэтому путешественники и ожидали встретить нечто подобное. Гиганты были монстрами, и оценки их роста в восемь футов, которые делали путешественники, были еще сравнительно трезвыми. Моряки, встретившие местных жителей, с удовлетворением подтверждали расхожие представления, оправдывали собственные ожидания и с радостью рассказывали о чудесах жадным до них читателям в Европе[553]. Стремление Магеллана поймать кого-то из местных гигантов, отвезти домой в Испанию и выставлять там в цирке, чего он не собирался предпринимать ради обычных встреченных им людей вроде тех же каннибалов с побережья Ла-Платы, – заставляет предположить, что гиганты Сан-Хулиана произвели на него особенное впечатление.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза