Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Конфликт источников начинается с причин, по которым Магеллан предпринял атаку. Никто не отрицает, что инициатива полностью принадлежала ему. Пигафетта даже предположил, что Магеллан выбрал день битвы – 27 апреля, суббота, «ибо это был особенно чтимый им день» (perchè era o giorno suo devoto), хотя и не поясняет почему[757]. Ни в одном источнике не утверждается, что у Магеллана были сколько-нибудь адекватные причины для атаки. Его ссора с правителем Мактана стала результатом отклонения требования дани в форме провизии, в которой отчаянно нуждалась экспедиция. Один свидетель утверждал, что капитан-генерал чувствовал себя оскорбленным и обманутым, когда ему предложили один бушель риса и козу[758]. Согласно Панкадо – генуэзскому штурману, который утверждал, что спор из-за провианта стал единственной причиной, по которой Магеллан прибег к насилию, жители Мактана в ответ на просьбу дать трех коз, трех свиней, три меры (fardos) риса и три меры проса предложили снизить требования до двух штук в каждой категории, так как «им больше нечего дать»[759].

Провизия действительно была жизненно важна, но не меньшую роль играла и политика. Магеллан уже прибегал к насилию и в Патагонии, и на Марианских островах, либо для мести, либо для получения пищи, либо для похищения жертв. Предметом спора на Мактане была не еда, а власть. Магеллан не мог позволить себе проявить слабость в переговорах. Он должен был скрыть прискорбное состояние своих кораблей и людей за внешней бравадой и всегда готов был пойти на риск. Мы уже видели, как он получил ранение в Каликуте, поставил на кон свою жизнь на Мальдивах, с трудом избежал правосудия в Марокко, провоцировал португальского короля, бросил свою страну и семью, чтобы начать новую жизнь в Кастилии, и отправился в долгое путешествие без каких-либо разумных шансов на успех. Расчетливый игрок, возможно, не рискнул бы всей экспедицией, когда на кону стояло по паре коз и свиней, но для Магеллана такое, возможно, было вполне естественным.

Проблему распространения выгодных союзов на оставшуюся часть архипелага можно было решить или отложить разными способами. Стратегия, избранная Магелланом, напоминала ту, которой примерно в то же время придерживался Кортес в Мексике: сделать одного вождя верховным и пытаться управлять с его помощью остальными. В Мексике Кортес решил положиться на Куаутемока, вождя Теночтитлана; выбор оказался неудачным, эксперимент провалился, и кандидата сместили, приговорив к смертной казни. Магеллан же избрал в верховные вожди раджу Себу.

Альянс с Хумабоном обязывал его. Они стали кровными братьями. Раджа в ответ согласился принять крещение, при котором взял имя испанского короля Карлоса и дал ему формальную вассальную клятву[760]. Себуанцы были самыми послушными союзниками Магеллана, но во многих отношениях выбор оказался неудачен: маленький остров не был готов к распространению своей власти на соседние острова. Магеллан избрал его по незнанию, по продиктованной личными мотивами рекомендации раджи Лимасавы (крещенного в ходе той же церемонии как Хуан). В итоге он оказался в тупике. Он не мог позволить себе оставить на острове гарнизон: его команда поредела и была сильно истощена. Но если бы он бросил Себу на произвол судьбы в войне с Мактаном, поражение свело бы на нет все его достижения.

Стоит помнить, что для извлечения наибольшей выгоды из своего договора с короной Магеллану нужно было прибрать к рукам как можно больше островов: желанную награду ему бы принесли лишь острова сверх шестого[761]. При этом сам он считал, что Молуккских островов всего пять. Даже если бы он смог успешно покорить все, записав на свой счет также Лимасаву и Себу, в его активе было бы всего семь. Хинес де Мафра считал, что желание Магеллана во что бы то ни стало покорить Мактан проистекало именно из этого факта[762]. Такие подозрения вполне обоснованны: Магеллану нужны были острова, которые он мог бы оставить себе, где местные властители целовали бы ему руки, а король подтвердил бы его губернаторские права. Понятно его стремление распространить свою власть и на другие территории.

Магеллан имел основания обеспечивать власть Хумабона над другими раджами, выступая словно бы посредником от имени верховного властителя – короля Кастилии, некоторые из прав которого, как и некоторая часть доходов, по контракту позднее вернулись бы к нему. Сейчас кажется очевидным, что такая политика не могла быть жизнеспособной, но в то время это могло так не выглядеть. Раздробленные государства, как известно, имеют порой тенденцию к консолидации. Слияние племен в единые государства встречается в истории сплошь и рядом. Однако программа Магеллана содержала две роковые ошибки, которых он едва ли мог избежать: во-первых, другие острова не собирались подчиняться Себу; во-вторых, Мактан, с которого Магеллан предложил начать кампанию, был более мощной и крупной державой, которая могла выставить больше вооруженных людей. Возможно, Магеллан просто не знал этого.