Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Короче говоря, история гибели Магеллана в том виде, в котором она представлена в показаниях свидетелей и ранней исторической традиции, полна литературных общих мест. Некоторые из первых хронистов прямо повествуют в романическом ключе. Педро Мартир говорил о несчастливой звезде Магеллана и объяснял его смерть этическими причинами – «жадностью до пряностей» (Suae cupiditati aromatatrice finem imposuit)[775]. Эррера связывал его гибель с безрассудной смелостью и склонностью без надобности искушать фортуну[776]. Для Пигафетты жертва Магеллана была подобна жертве Христа: «он, как добрый пастырь, отказывался покинуть свое стадо», ценой смертельных ран стремясь дать товарищам возможность вернуться к лодкам. Описание продолжительной агонии напоминает страсти из агиографической традиции: большинство источников сходятся в том, что Магеллан долго боролся с многочисленными ранами в ноги, в шею, в голову, прежде чем наконец изнемог.

Что же в таком случае действительно произошло? Если история гибели Магеллана выглядит как рыцарский роман, это связано не только с изобретательностью очевидцев и литературными наклонностями хронистов. Выжившие в битве часто прибегают к романтизации, чтобы воспоминания не были такими невыносимыми: это показал Пол Фассел в своей важной работе «Великая война и современная память». По его наблюдениям, даже самые реалистичные в общем восприятии поэты защищались от ужаса, облекая его в вымысел. Но в случае Магеллана трудно отделаться от мысли, что он сам был автором саги о собственной гибели. Он сам устроил свою смерть так, чтобы она соответствовала роману, сочиненному им заранее: он представлял себе рыцарскую гибель в битве, освященной идеалами Крестовых походов, традициями Роланда и осененной героическими деяниями, которые, по более приземленным стандартам, следует назвать попросту неосторожными. Он умер так, как хотел.

Других жертв среди испанцев было мало. Педро Мартир писал, что из людей Магеллана погибло еще семеро и 22 человека было ранено (cum septem sociis trucidatus, vulnerati duo et viginti)[777]. Генуэзский штурман говорил о шести погибших, а источники Эрреры – о семи; Пигафетта писал, что потери составили восемь человек (плюс четыре жителя Себу, попавшие под дружественный огонь)[778]. Вместе с Магелланом погиб Кристобаль Ребело, а также еще шесть человек, включенные в перечень смертей[779]. Антон Эскобар, один из участников мятежа в бухте Сан-Хулиан, умер от ран два дня спустя. Канонир с «Виктории», тоже получивший многочисленные раны, скончался уже 1 сентября. Еще одним погибшим стал Андрес Сан-Мартин – так пишет Барруш, который, скорее всего, знал это точно, хотя, как мы увидим, другие источники утверждают, что Сан-Мартин протянул еще несколько дней[780]. Раб Магеллана Энрике из Малакки тоже получил раны и с трудом, по свидетельству Пигафетты, оправлялся от них, лежа под одеялом. Пигафетта рассказывает историю, которая выглядит правдоподобно, учитывая то, что мы знаем об обращении с рабами в доме Магеллана: Дуарте Барбоза, свояк капитан-генерала, судя по всему, заподозрил со стороны Энрике симуляцию и пригрозил его высечь, а по возвращении в Испанию отдать обратно в рабство жестокой хозяйке[781]. Это было просто бессовестно: Магеллан освободил Энрике в своем завещании; если обвинение справедливо, то возмущение раба вполне понятно.

Хотя, как признавал Пигафетта, «среди наших раненых было много», небольшое число смертей сначала не позволило путешественникам понять масштаб своего поражения. Необходимость немедленно бежать с Филиппин стала очевидна сразу, судя по тому, что выложенные на берег товары были немедленно погружены на борт. Но бедственность состояния экспедиции никак не впечатлила ее руководителей. Обещания, данные Магелланом радже Себу, оказались пустыми. Испанская военная машина потерпела неудачу. Каждый раз, когда эффект чужака не проявлялся, как на Марианских островах, где туземцы имели своеобразную культуру и были наслышаны о пришельцах, или на Мактане из-за требований региональной политики, испанцы терпели неудачи. Завоеватели были унижены. Чаша весов в войне склонилась в пользу Мактана, обстоятельства складывались против Себу. Лучшим решением с точки зрения себуанцев было повернуть оружие против путешественников и попытаться восстановить таким образом хорошие отношения с правителями других островов.