Арка вытаращила глаза от изумления. Одной фразой Ластианакс только что подписал себе смертный приговор. Молодой человек повернул голову, посмотрел на девочку и едва заметно улыбнулся уголком рта. Впервые с начала процесса они смотрели друг другу в глаза. Арке внезапно показалось, будто они снова тонут в колодце, и Ластианакс опять протягивает ей руку, вновь проявляя спокойствие и отвагу.
– Вы это знали? – повторил Силен.
– Уже несколько месяцев, – подтвердил Ластианакс, поворачиваясь к тайнографу. – Я не доносил на свою ученицу из опасений, что ее приговорят к смерти на сфабрикованном судебном процессе вроде этого! – громко добавил он, окидывая взглядом толпу.
С трибун на него обрушился шквал ругани. Арка испуганно смотрела, как почтенные маги грозят им кулаками. Тут и там раздавались крики: «Смерть амазонке!» и «Смерть предателю!». Ластианакс снова сел.
Заседание суда быстро закончилось. Присяжные в едином порыве вытянули перед собой руки с опущенными большими пальцами и признали Арку виновной в убийствах Триериоса, Мезенса и василевса. Заодно признали Ластианакса виновным в пособничестве амазонке. Тайнограф объявил, что казнь состоится сегодня же вечером. Стражники схватили Арку и Ластианакса и под улюлюканье толпы увели в тюрьму.
13. Амазонки
Ластианакс
– Болван!
Стоявшая по ту сторону решетки Пирра тряслась от гнева и поминутно передергивала плечами, сбрасывая руку Петрокла, пытавшегося ее успокоить.
Все приговоренные к смерти имели право на последнее посещение, и, поскольку разрешалось присутствие двух человек, Ластианакс ожидал увидеть родителей. При виде Пирры и Петрокла молодой человек испытал огромное облегчение. Уж лучше терпеть злость старой подруги, чем видеть отчаяние родителей.
– Почему ты заявил, будто знал, что твоя ученица амазонка? – воскликнула Пирра.
– Потому что это правда. Я давно это понял. Но она заслуживает смерти не больше, чем я.
Пораженная, Пирра повернулась и посмотрела на Арку, сидевшую в глубине камеры, расположенной с другой стороны коридора. Девочка опустила голову и не двигалась.
– Но почему ты так уверен в ее невиновности? – настаивала Пирра.
– Я не уверен, но я ей доверяю, – ответил Ластианакс, скрещивая руки на груди.
С губ девушки сорвался досадливый вопль.
– Что? – бросила она, резко оборачиваясь. – Великий Ластианакс, всегда такой рациональный, вдруг решил, как последний дурак, пожертвовать собой ради сопливой амазонки, с которой все взятки гладки, лишь потому, что ты ей доверяешь? Хотя все указывает на ее виновность?
Гнев Пирры был почти физически ощутим, Ластианакс чувствовал, как от ее анимы потрескивает воздух в карцере.
– Я рада, что лишена права присутствовать на арене: так я хотя бы не стану свидетельницей твоей смерти, ты этого не стоишь, – проговорила девушка, жмурясь, чтобы не дать пролиться слезам.
Она плечом оттолкнула Петрокла и ушла. Ластианакс прижался головой к решетке в надежде, что Пирра обернется и в последний раз посмотрит на него. С громким стуком захлопнулась дверь. Кроме заключенных, в темнице остались лишь охранник, наблюдавший за разговором, и Петрокл. Никогда еще высоченный друг Ластианакса не выглядел таким удрученным.
– У меня в голове не укладывается, что ты наделал, Ласт, – вздохнул он, промокая глаза краем тоги. – Твои родители даже не знают об этом процессе, и когда в следующий раз они услышат о своем сыне, это будет весть о позорной казни.
– Если кто и должен им сообщить, то это ты, – сказал Ластианакс, не сводя глаз с двери в конце коридора. – Скажи моей матери, мне жаль, что я редко к ним заходил. А отцу скажи, что я его прощаю.
– Время посещения окончено, на выход! – объявил охранник, наблюдавший за беседой.
Ластианакс повернулся к Петроклу:
– Позаботься о себе.
Петрокл открыл было рот, но его обычное красноречие ему отказало, и слова застряли в горле. Тюремщик положил руку на плечо молодому человеку, так что тот дернулся от неожиданности, оттеснил от решетки и повел к выходу. Петрокл что-то невнятно бормотал на прощание, но с его губ не слетало ни звука. Повисла тяжелая тишина. При мысли о том, что он очень мало времени проводил с друзьями, а его родители никогда не оправятся от удара, Ластианакса накрыла глухая тоска.
– Наставник… – нерешительно заговорила Арка.
– В свете нынешних обстоятельств можешь называть меня Ластианаксом.
У него забрали кольцо-печатку и тогу. Он больше не был ни министром, ни магом, и Арка больше не являлась его ученицей. Только надев красную тунику заключенного, молодой человек начал понимать, сколь многим пожертвовал.
– Почему вы мне верите? – спросила девочка.
Ластианакс сел на пол у дальней стены камеры и подтянул колени к груди. Выданная ему тонкая туника совершенно не защищала от холода. Арка сидела в камере напротив в такой же позе, что и он.
– Если бы ты была виновна, сейчас тебя уже пытали бы в Экстрактрисе, чтобы узнать, где находится живая лазурь. Силен даже не попытался вырвать у тебя эти сведения, потому что знает: самородков у тебя нет.
Он прислонился затылком к каменной стене и стал смотреть в потолок.