Маги в плену льда

Воображение подсунуло мне облик Жеч, которая, после недолгой паузы, нарочито спокойно произнесла: «Давайте поговорим об этом без свидетелей. Наличие книги и артефактов с дуальными показателями волшебства может привести к исполнению кары, до момента, когда мы разберёмся с ситуацией. Моргана никогда и ничего не делала на один раз, а играла вдолгую, потому и была великой колдуньей. И если связать заклятье Зеркала, артефакты и наличие людей, то всё становится предельно допустимым».

Предельно допустимым.

Представляется мне, что наличие людей относилось к одному из обязательных условий для наложения миражей. Ха! Я этого в учебном заведении не проходила. Но догадаться то могла.

Моргана обожала развлекать людей, да еще так, чтобы помнили об этом в веках. А как еще прославиться и жить в мире Трёх сторон бытия? Только люди, с их памятью о злодействах сделают любого бессмертным, неважно человек он или чародей.

Внутренне я была согласна с доводами экспертов, и случившееся на балу вполне укладывалось в образ великой кудесницы. Она любила многослойную ворожбу, и предполагали немало условий для её исполнения. Каждое из условий заклятия завязывалось на предыдущие слои, сплеталось и становилось единым целым. Потому её проклятья помнят в веках, что расплачиваются за них целые поколения.

Я медленно брела, разглядывая каждый холст. На них были изображены люди из разных эпох, но всех их объединяло единственное слово: «семья». А моя родня по ту сторону хлада. Наверное, тоже вызвались сражаться с ледяной преградой, но успеют или нет — остаётся под вопросом.

Отчего то мне казалось, что жители королевства уже знали о случившемся на Новогоднем балу и все собрались, чтобы оказать помощь. О плохом раскладе думать не желала. Я верила в добро, в единство, в возможность многое исправить. А здесь и сейчас были со мной только Лиза и Эммануил.

Кстати, что то они долго не появлялись.

Мне вдруг стало очень больно. Я теряла драгоценные минуты жизни и, как никогда, нуждалась в родных мне кудесниках, а их не было рядом.

По замку мало кто прогуливался, и от этого ощущение неизбежности и страх перед смертью усиливались. Если бы в этот момент кто нибудь спросил меня: «Чего бы ты желала больше всего, без возможности изменить ситуацию?», то я бы, не задумываясь, ответила: «Общение с кузиной и женихом до последнего вздоха». А еще изменчивое воображение рисовало меня в объятьях Эммануила. В мечтах его страстный взгляд всенепременно был направлен только на меня и никого больше, а вокруг — ни души.

Ладно ладно, мне рисовался не только страстный взор, но и поцелуй.

Не то чтобы мысли о лобзаниях всплывали в моей голове слишком настойчиво, но достаточно часто, чтобы пожелать этого сейчас, когда находилась на краю гибели. Я привыкла к Эммануилу, принадлежала ему, пусть не всецело, а только на бумаге, но всегда могла опереться на его плечо. Наш разговор, состоявшийся неделю назад на прогулке, мучил меня.

Сначала я обрадовалась свободе, возможностям, но проходили дни, и я начинала чаще думать об Эммануиле, как о красивом, умном мужчине. И о том, что этот симпатяга неожиданно станет родным человеком для другой девушки.

На душе кошки скребли, но оставался шанс увидеть пока ещё жениха. Может мне поговорить с Эммануилом, вывести его на откровения. Ну, вдруг я ему симпатична. Хотя, мне вполне достаточным будет, если он до самого конца не выпустит мою руку из своей, такой тёплой и сильной.

— Вам нравится портрет?

Не скажу, что выныривание из мечтаний так уж мне понравилось. Я с раздражением посмотрела на Стефи Гриф. Впрочем, судя по её виду, она восприняла мой взгляд за плохо скрываемое смущение, потому снисходительно улыбнулась:

— Простите, я напугала вас, госпожа Мирта. Но я не устояла. Вы так улыбались портрету Катрины, что я не смогла пройти мимо.

Надо же, я действительно стояла возле портрета, потому ничего не оставалось, как только одарить улыбкой саму Гриф:

— Да. Он притягивает. Столько доброты в глазах у этой женщины. Художник, по всей видимости, был неравнодушен к оригиналу.

— К ней все были неравнодушны. Катрин Сор была самой лучшей из людей, кого мне довелось встретить в своей жизни.

— Сор? Она никем не приходится Эру Сору?

Уж и не знаю, получилось ли у меня сыграть удивление, к тому же и табличка с именем красиво поблёскивала под ледяной коркой, но я, честное слово, старалась.

— Двоюродная сестра. Эр в ней души не чаял, — улыбка Стефи излучала нежность. — Удивительно, но Катрин единственная женщина, к которой я никаким образом не ревновала Уорнера. Да да, не смущайтесь. Мне нечего стесняться. Уорнер был моей первой любовью, но когда он посватал Катрину, я от всей души желала им счастья. Я тогда была еще подростком, с тонкими косичками и маленькой грудью.

— Ваше первое чувство претерпело много жён. Простите, если слова прозвучали вызывающе.

Гриф явно была настроена оставаться милой:

— Не совсем так. Я влюблялась и в других мужчин, но за судьбой Уорнера, так или иначе, следила. Ужасно стать вдовцом шесть раз подряд.