Весь последний летний месяц тогда она провалялась в больнице, со странными симптомами — ознобами и лихорадками. В конце концов Наташа решила вылечить себя сама и почему-то стала рисовать во множестве юных девочек с огромными черными волосами (у самой была — и осталась — короткая светлая стрижка). И вылечилась — неизвестно почему, а сама тайком думала, что из-за этой девочки, юной ведьмы.
Мы переглянулись: это было, похоже, наше первое попадание. Два дня назад на группе был бал-карнавал, и на нем она была в длинном черном парике.
Пару лет назад Наташа опять была в той деревне и видела его, своего Первого. Он был женат, но с женой обращался как с грязью. Та была беременна, а он ругал ее и бил. Пока Наташа была там, его жена сбежала в город, к своим родителям. (А те, как потом оказалось, ее не приняли). На их отношения всё это, впрочем, не особо повлияло. Виделись много, болтали, о былой любви не вспоминали. Всё равно было очень тепло.
«Это он пожалел тебя», — сказал я. — Ты для него была чистая, а секс грязный, и жизнь его изломанная. Он тебя не подпустил, чтобы не отяжелить и не запачкать. Потому что любил. Так вот любил.»
Тут первый раз при мне она заплакала, и я тоже был близок к слезам. Мы сидели в кафе в незнакомом мне городе, прошло уже полдня и назавтра я уезжал. «Зачем мы встретились?» Ну, может, просто раскрыться друг другу. Так бывает.
Из кафе — я несколько раз ее просил, и наконец она согласилась — мы поехали к Наташе. Спали вместе, было очень хорошо нам обоим. На следующий день я рассмотрел как следует ее спальню: вся в розовых сердечках. Девичья светелка — обалдеть. Бабе почти тридцатник. Детей нет, и при этом она все время возится с чужими детьми — с племянниками и на работе. Почему нет детей? — а черт его знает, не с кем. А хочется? — я еще вчера спросил — вроде бы очень. Вся гостиная в ангелочках, на кухне календарики с детскими рожами.
Розовые сердечки. Апартаменты Спящей красавицы так и должны были бы выглядеть, если бы я их рисовал. Когда уже днем я опять искал ее дом, используя в качестве ориентира магазин «Дюймовочка», я перепутал, и у всех спрашивал дорогу к «Спящей красавице», пока кто-то умный не угадал.
Спящая красавица хочет проснуться. Сюжет знакомый, но ключики каждый раз разные, подобрать не просто. Мы прощались на вокзале очень тепло и сердечно.
Через три месяца я приехал к ней вроде бы просто так, уже без всяких дел в городе. Мы стали жить-поживать в ее прекрасной квартире, где розового чуть-чуть поубавилось. Неделю я занимался преимущественно собой (у меня был такой приступ само-психотерапии), но время от времени спрашивал ее — еще не отгадала, зачем мы встретились? Такие вопросы могут замучить, я знаю, но я верю в сильные импульсы, и я не хотел утратить того изначального, который нас сблизил. Да, за эти несколько месяцев ее лучший поклонник вдруг подарил ей длинный черный парик (ничего не зная), такая умница.
Когда неделя подошла к концу, и назавтра мне было уезжать, мы оба занервничали. Давай хоть водки напьемся, — уже не помню кто из нас кому предложил, и оба согласились (при том, что оба почти никогда не пьем). Была куплена бутылка водки и водружена по центру стола на кухне, но перед этим мы опять поехали в то кафе, с которого «всё началось», очень здорово так посидели и опять вернулись к ней на кухню. Вокруг водки мы обставили закуску. Я возбудился, бегал бестолково вокруг, шутил дурные шутки. Уже не помню почему стал говорить о том, какие у кого бывают сексуальные извращения. И между делом спросил: «А у тебя какое любимое извращение?»
Забегаю опять на кухню, а она медленно так поворачивается на стуле и говорит: «Мое любимое сексуальное извращение — это инцест». Меня окатило холодной водой. Я сел по другую сторону от магической бутылки и сказал: «А ну, говори!»
И вот тут она стала рассказывать, я спрашивал, она отвечала, и через несколько часов картина была готова. Я — увы — не помню, как и в какой последовательности мы ее сложили. Помню только, к своему стыду, что основную часть деталей я уже знал — она мне показывала семейные альбомы и вообще намеков было вокруг раскидано множество. Но только я не Шерлок Холмс.
В ту деревню, где жил ее Первый, она ездила каждое лето — там жили дедушка с бабушкой, тети-дяди, куча двоюродных. Большая семья. Так вот, там жила ее тетя, старшая сестра матери. Опять: по слухам, колдунья. То есть ничего такого, работала на нормальной советской работе, но иногда шептала какие-то заговоры-наговоры, что-то варила травяное, раскладывала как-то по-особенному карты. Важно (мне), что тетя перестала спать со своим мужем, как только родила младшего — третьего сына. Смутная семейная легенда говорила, что ее сглазила свекровь. Так ли, не так ли, но только было ей тогда уже за сорок, с мужем она с двадцати двух спала раздельно, зато с тетрадками своими магическими возилась вволю. И было у нее три сына: как положено, старшие работяги, а младшенький любимый бездельник. Все как у людей.