Итак, первое, что я хотел сделать — это выяснить, ЧТО держит меня в бедности. Я взял тетрадь и стал расписывать. Это не была единой причиной; налицо был целый комплекс убеждений. Я сидел в пустой квартире и терпеливо расписывал весь узел. Вот этот пресловутый «комплекс убеждений» и был узлом; я постепенно стал представлять его как запутанный веревочный узел у себя в животе. В этот узел входила масса всякой всячины: и детские привычки (средней советской семьи), и идеалы бедности наподобие Франциска Ассизского, китайских даосов или первых хасидов; параллельно представления о том, что бедность — это ближе к духовности, чем богатство; и что богатство портит душу и лишает свободы; и привычный образ «сиротинушки» и еще довольно много такого подобного.
Свобода и духовность — это очень серьезные для меня понятия. Если деньги им противоречили, то деньги шли другой дорогой, это понятно. Но мне быстро (день на третий, вероятно) стало очевидно, что тут сплошные нескладушки. Обязаловка быть бедным была явственной духовной (внутренней) несвободой. Это был первый удар сознания по старой схеме. Второй произошел, когда я стал искать аргументы, почему бы мне стоило разбогатеть. Я провел параллель между деньгами и женщинами. Женщины тоже по многим понятиям ударяли по свободе и духовности — и тем не менее я почти никогда не делал серьезных попыток избавиться от своих любовниц во имя Великих Ценностей. Женщины одновременно были для меня хорошим образцом «своей» энергетики — их мир всегда мне был близок, в нем я чувствовал себя легко и адекватно. Коренным вопросом стал для меня такой: стал бы я отказываться так же легко от женщин, как отказался от денег, по тем же причинам? Четким ответом было: нет!
Все это выглядит гладко, а на деле я маялся довольно сильно, то в одиночку, то с друзьями, из которых никто мне толком не помогал. Помню только, как одна подружка (самостоятельно прилично зарабатывающая) в эти дни заметила, что деньги надо любить — например, так, как я люблю растения.
Я пытался делать разные психотерапевтические техники (разговоры с «маятником», линию времени), но получалось не особо. Постепенно я сосредоточился на технике «Изменения убеждений», разработанной Робертом Дилтсом в рамках НЛП. Я знал ее давно, а последний раз серьезно применял много уже лет назад, когда не мог «пробить» написание своей первой книги («Сказкотерапии»). Можно заметить, что жестко техникам я никогда не умею следовать, всегда скорее понимаю логику и иду своей дорогой.
Итак, я решил, что мне надо поменять убеждение. Старое я сформулировал как «бедным быть круто», желанное я представлял себе как «круто быть обеспеченным». (Легко заметить, что я не поставил туда понятие «богатства», к которому у меня по-прежнему сохраняется довольно подозрительное отношение). Я стал «разбирать» свой узел, расписывая и разрисовывая все это на бумаге. А когда в «узле» не осталось ничего важного, я стал создавать новый. Тут я начал с «периферии», стараясь соответствовать образцам старого убеждения. Например, там, где у меня значились идеалами Франциск и прочие бедняки, я поставил значимых для меня людей, но уже богатых или прилично обеспеченных (например, Иосифа Бродского во вторую половину его жизни; хасидского «короля» Исраэля из Рижина; в дело пошел и Псой Короленко, никак, конечно, не богатый, но с деньгами явно на легкой и хорошей ноге). Всё это ребята достаточно свободные и духовные, если вы заметили.
И расписав, наверное, пятнадцать желанных пунктов, я стал «собирать паззл», строя новое убеждение. На телесно-образном уровне я заменил веревочный узел золотой цепью. Я хорошо ощущал, где и как она располагается и насколько «сияет» золото. Я вообще телесный уровень считаю и чувствую важнее интеллектуального.
На следующую ночь после того, как я сделал это, я увидел два сна.
В первом я видел парня, который никак не мог найти свою дудочку. Я пытался ему помочь, успокаивая его маму, и тут заметил, что и я свою дудочку найти не могу. Дудочка моя (молдавский флуйер) вполне сильно связана с образом вольной бедности («так идет веселый Дидель…»; добавьте, что деньги в народном воображении «просвистываются»). Так что сон подтверждал реальность перехода. (Только сейчас я заметил, что маму во сне надо было успокаивать, то есть она волновалась; очень похоже, что бедность для меня является кусочком материнского пирога).
Во втором сне я увидел маленького чернокожего паренька, который убегал из рабства. Я помогал ему, за ним гнались, но вот он переплыл речку Каму, и погоня прекратилась, он был на свободе. Это вообще страшно интересный сон, который я запомнил и крутил в уме долго. Убегающий из рабства чернокожий — чудесный образ освобождения от «ограничивающих убеждений», как такие дела называют в НЛП. Речка Кама, как я заметил сразу же, когда проснулся, может иметь два значения. На реке Каме стоит город Пермь, куда я собирался на фестиваль в эту поездку. Но кроме того, Кама — это индийский бог любви, чувственной страсти (Кама-сутру знаете?) Но что значит переплыть такую реку?