И вот исполнилось Наташеньке восемнадцать, и она приехала в деревню на следующее лето после того, как пережила отвержение Первого и болезнь. Была она все еще девушкой. В огороде топилась банька, все в семье по очереди мылись, а младшенький сын тети — был он чуть младше Наташи — приболел. Тетя попросила Наташу сделать брату массаж. Отправила ее к нему в комнату и закрыла дверь. Ну, тогда еще ничего такого не произошло, но раскалилось, и уже ночью братец пришел к Наташе сам. И не удержалась девка, да и не сильно удерживалась. Пошла между братом с сестрою любовь, по-настоящему. А ведь нужно было прятаться! Ну, летом в деревне это было не так уж трудно. «Имеет сельская свобода свои счастливые права, как и надменная Москва».
Наташа думала — вместе с летом все и закончится, весь сладкий грех. Она приехала в город и пошла учиться в институт. Через пару месяцев, однако, ее двоюродный любовник приехал к ней. Мало того: он привез от тети кипу тетрадей с заговорами — мама, дескать, заболела, и просит всё это подержать у себя, припрятать. А сам он без Наташи не может.
И пошла у них любовь, а квартиры своей нет, встречаться трудно. И вроде бы нет у этой любви будущего, и страх, и мучения, и мама может застать когда угодно. А тетя звонит и просит за сыночком присмотреть — Наташеньку просит, не сестру свою. Она присматривает. А он парень легкий: то поработает, то бросит, то снимет квартиру, то так шляется.
Несколько раз появлялись у Наташи те, с кем она хотела связаться, и каждый раз двоюродный брат начинал безумно ревновать; а один раз, когда все было действительно серьезно, он стал угрожать претенденту по-пацански, по- деревенски, и тот исчез, не выдержал. Этого Наташа не простила. Брата от себя отдалила, и он поселился довольно далеко (а у нее уже была своя квартира). Прошли годы. На самом деле, когда мы сидели на кухне у так и не открытой бутылки водки и разговаривали обо всем об этом, шел десятый год их романа.
Вот вам и история про Спящую красавицу. Брат был прекрасным любовником, но «разбудить» ее он не мог, потому что не был настоящим принцем, с которым она могла бы родить детей. Он был «свой», из семьи, из детства, с завалинки, с ним она кидалась подушками и всё такое; но она оставалась девушкой, вокруг которой кружил ее брат, защищающий девственность с розовыми сердечками и белыми ангелочками. Все свои романы — типа меня и серьезнее — Наташа от брата тщательно скрывала. А по второй крепостной стене, защищавшей крепость с девой, разгуливала тетя, обеспечившая своему любимому сыночку рай детства на много лет. Тетя, по всем признакам, об их романе знала. (Могло бы легко быть и так, что она устроила его и поддерживала бессознательно; такие вещи, как уровень чужой осознанности, разобрать крайне трудно). С кем спала тетя вместо мужа, как и еще кучу интересных вопросов, мы за тот вечер не разрешили. Там вообще было много интересных моментов — вроде того, что временами ее брат прилично зарабатывал и все эти деньги отправлял в свою деревенскую семью, «умным» братьям и маме. Куда деньги — туда, понятно, и прана, и манна, и основное внимание. Магически он продолжал жить у маменьки.
Ясно было главное — чтобы произошло пробуждение, двоюродное счастье нужно было послать подальше.
Упаси Боже, я в этом не участвовал. Я уехал на следующий день.
Через месяц я получил от Наташи такое электронное письмо:
Простая магия
Колдовство над бочками печали
Я много грустил в своей жизни.
Пока я не попал в Израиль, я вообще грустил — оооо!
Я и сейчас обожаю делать печальные глаза и читать стихи вроде: «Но ничто не сравнится с печалью моей в эту ночь…»
Но история не совсем про это.
Так, очередная — типа — психотерапия.
Есть такая методика работы с внутренними образами: холодинамика. Как-то я делал «холодинамический процесс» и высветился у меня такой внутренний образ: старик-бомж сидит на бочках с печалью.
И никуда «из меня» не уходит. И ни в каком «полном потенциале» не растворяется. И вообще для манипуляций будто бы неуязвим.
Как-то задел меня этот образ. Пару раз я пытался написать про него сказку, чтобы хоть что-нибудь с ним уже случилось, куда-нибудь его сдвинуть, но всё это было без толку.
Так прошел, наверное, год или что-то в этом роде.
Я поселился в лесной «хижине» на горе Кармель и был там счастлив.
И вот однажды я проснулся в середине ночи с совершенно четким ощущением, что сейчас я могу заниматься магией.
Может быть, я даже не особо просыпался. Потому что я продолжал лежать с закрытыми глазами и смотреть во внутреннее пространство. Вначале оно было совершенно пусто, а потом я решил поколдовать. И первое, что пришло ко мне в голову — это Г рин-карты для родителей.
Мои родители жили к тому времени в Штатах уже три года, но Грин-карт им никак не давали. Из-за этого они не могли выезжать наружу и вообще терпели всяческие неудобства.