Магические изыскания Альмагии Эшлинг

Кому в столь поздний час понадобилось ходить по коридору? Да не просто ходить – красться: настолько редкими, настолько тихими были звуки чужой походки.

Шаги замерли перед дверью нумера Альмы. Неужели?..

Альма напряглась, готовясь сама не зная к чему. Замерла без малейшего шевеления, без тишайшего звука.

И разумеется, ей тут же нестерпимо захотелось почесать висок, чихнуть, перевернуться на другой бок, а то и кликнуть Джулс.

Конечно, ничего этого она не сделала. Лишь продолжила чутко вслушиваться в тишину ночи. Когда раздастся новый звук? Каким он будет?

Этим звуком оказался очередной шаг. Прямо по коридору, ещё чуть ближе к лестнице. Чуть дальше от нумера Альмы.

Куда – и зачем – направлялся ночной некто? Сделалось ли кому-то дурно? Или устраивалось тайное свидание? Или?..

«Скрип», – пожаловалась ступенька. Альма узнала её голос: из всех скрипучих ступенек здешней скрипучей лестницы эта была самой громкой. Теперь ступенька почти онемела – но её товарки и вовсе промолчали.

Значит, ночной некто спустился на первый этаж. Что дальше?

С кровати не было видно, что происходило за окном. Но почему-то отчаянно захотелось увидеть.

Если рискнуть подойти к окну, то лучше сделать это сейчас, когда некто уже не сможет услышать и ещё не сможет увидеть.

На цыпочках, мысленно умоляя дом не выдать её тайну ни единым звуком, Альма подкралась к окну и глянула в прорезь ставен.

Двор полнился покоем. Туман, подсвеченный холодным месяцем, был столь густым, что земля вовсе скрылась из виду, будто дом плыл – или утопал – в дымчатых волнах. Впрочем, те растения, которые были Альме хотя бы по плечо, всё же выступали из мягких волн, упрямо тянули тёмные ветви ввысь. Да и сарай с конюшней были вполне видны.

И тёмная фигура, заскользившая к конюшне.

Альма вздрогнула и отпрянула. Сейчас фигура была к ней спиной и едва ли её заметила; но когда будет возвращаться и повернётся лицом… Лучше было не попадаться ей на глаза. Не известно, почему, – просто не надо было. Благие дела в таком антураже не делаются. И ни у одного из постояльцев или слуг постоялого двора Альма не видела такого длинного, такого широкого плаща, призванного полностью скрыть своего обладателя. Вероятно, обладатель неспроста хотел быть скрытым.

Теперь надо было дождаться возвращения. Ведь тёмная фигура пойдёт тем же путём, верно? Лишь бы только вновь не замерла перед дверью…

Поёжившись, Альма решила успокоиться подсчётом времени: это было вдвойне полезно, ведь позволило бы понять, как долго тёмная фигура занималась своими таинственными делами. Тогда можно было бы даже попытаться предположить, в чём заключалась суть тех дел.

Увы, долгий мысленный счёт оказался чересчур успокаивающим. И хоть Альма с замиранием сердца ждала тихого скрипа ступеньки, примерно на «четыреста тридцать семь» её глаза закрылись, а на «пятьсот двадцать шесть…» она провалилась в сон.

Глава XII, в которой совершается преступление

К утру туман не истаял – по-прежнему висел в воздухе влажной вуалью. Словно пар от плавного дыхания земли. Однако по мере того как поднималось солнце, прохлада сменялась теплом – последним протестующим восклицанием лета перед тем, как осень окончательно вытолкает его за дверь.

Сменился и вид за окнами дилижанса: густой лес с соснами-великанами остался позади, теперь деревья были реже, тоньше. Уже совсем не видать было ни могучих дубов, ни светлой лещины. Зато всё чаще мелькала ольха – нарядные, но коварные деревья, чей сок, согласно легендам, был похож на человеческую кровь.

Приближались топи.

Единственной явно радостной переменой было то, что Альме с Джулс удалось-таки воссоединиться в купе с господами Дункендуром и Карнау.

Вот только неизменно доброжелательный господин Дункендур этим утром был как-то странно рассеян, сперва ответил невпопад, затем прервался на середине недосказанной истории, мучительно подавляя зевок, и со смущённым смешком попросил извинить ему то, что он, пожалуй, вздремнёт немного, а то его так и клонит в сон.

Господин Карнау незаметно для всех – он вовсе не принимал участия в беседе – смежил веки ещё раньше. Джулс тоже явственно клевала носом, хоть изо всех сил старалась бодриться, дабы не посрамить себя перед хозяйкой. Да и сама Альма…

Даже скрипучий голос господина Грюнсамлехта не доносился из-за перегородки между купе! Что было не только отрадно, но и странно – чуть ли не страннее всего прочего.

Возможно, причиной общей утомлённости стали вчерашние долгие беседы в обеденной зале и поздний отход ко сну. Возможно, свою лепту вносила погода: влажная духота так и давила – подобное бывает перед грозой. Так или иначе, нынешний день обещал стать самым тихим и дремотным во всём недолгом путешествии…

Громкое ржание взрезало липкую тишину. Следом послышался недовольный окрик кучера.

И вновь убаюкивающее спокойствие. Глаза Альмы слипались, она с трудом подавила зевок.