Магические изыскания Альмагии Эшлинг

– Похоже, прощание получилось с моей стороны ещё более неучтивым, чем знакомство, – на его лице мелькнула невесёлая усмешка. – Но я бы не хотел запомниться вам грубияном. Мои подозрения (во всяком случае, касаемо вас) оказались посрамлены, а сам я – впечатлён. Вы возвращаете мне веру в женщин, госпожа Эшлинг. Ну, в добрый путь, и да хранит вас Великое Неведомое!

Он развернулся и зашагал назад к трактиру, не помахав на прощание и ни разу не обернувшись.

– Была рада знакомству… – в голову не пришло ничего умнее безликой шаблонной фразы, да и та оказалась сказана в спину господину Инмиде столь тихо, что он почти наверняка ничего не услышал.

Вопреки ожиданиям, прощальный разговор принёс больше огорчения и неловкости, нежели удовольствия. Как и недавнее прощание с Джорри…

Похоже, искусство расставания не менее – а то и более – сложное, чем искусство знакомства. И Альма совсем им не владела.

Глава XVI, в которой цель оказывается на расстоянии вытянутой руки – но рука бессильно опускается

Итак, в числе пассажиров дилижанса остались лишь пожилые сёстры госпожа Кроф и госпожа Пулла, подрастерявший бодрость из-за бессонной ночи лейтенант Амико, ничуть не изменившийся молчун господин Карнау да Альма с Джулс.

Дождь утих, однако небо было по-прежнему затянуто тучами, потому империал опустел: лишившись своего приятеля господина Инмиды и своего неприятеля господина Грюнсамлехта, лейтенант Амико не имел ни малейшего желания ехать на крыше дилижанса в полном одиночестве, к тому же в ненастье, и перебрался в купе, разделив его с господином Карнау.

Второе купе закономерно оказалось сугубо женским, что вполне всех устроило. Особенно довольными выглядели госпожа Кроф и госпожа Пулла, избавившиеся от четы Грюнсамлехтов и обрётшие гораздо более приятных соседок, с которыми можно было вволю посудачить. Неказистый трактир ещё не успел скрыться из виду, дилижанс ещё не успел набрать скорость, как госпожа Кроф задумчиво проговорила, обращаясь как бы к сестре, но в то же время ко всем присутствующим:

– Наконец этот ужасный трактир остался позади! У меня до сих пор мороз по коже при одной лишь мысли о нём. И обо всём, что там произошло…

– Да, да! – закивала госпожа Пулла, отчего её седые букли вновь заколыхались. – Ужас что такое! И этот лжесыщик – ну каков подлец, а, одурманил всех нас!

– Одурачил, ты хотела сказать?

– Нет-нет, именно одурманил! Говорили же что-то про колдовские цветы, от которых хочется спать.

– Ах, ты всё перепутала! – теперь заколыхались кудряшки госпожи Кроф, только не вверх-вниз, а вправо-влево. – Цветы были днём, в дилижансе. Господин Кюлле… то есть этот злодей никак не мог бы одурманить нас ими, ведь мы повстречали его лишь вечером, в трактире.

– Ну и что с того? – заупрямилась госпожа Пулла. – Дурман был? Был! Может, нас и позже тайком травили, иначе бы мы не были столь слепы.

– В любом случае дурманом занимался не лжесыщик, а та, что называла себя госпожой Грюнсамлехт, – госпожа Кроф тоже не намерена была сдаваться.

Видимо, их фамильное сходство проявлялось не только в облике, но и в характере: седовласые госпожи были подобны двум козочкам, повстречавшимся ровно на середине бревна, переброшенного через ручей, и ни одна не хотела попятиться, чтобы уступить дорогу другой.

– Да она-то тоже хороша! А рассказ про северный суп, и её выговор… Неужто она северянка?

– Хм-м… – госпожа Кроф по-прежнему не горела желанием соглашаться с сестрой, но и не признать здравость её замечания не могла. – А ведь и впрямь, она могла быть из этих. Вдобавок травница – да какая госпожа в наших местах позволит себе заниматься подобным?

– То-то и оно, – со значением покивала госпожа Пулла. Затем обратила взор на Альму, намереваясь получить подтверждение своей правоты. – А вы что скажете, госпожа Эшлинг?

– Возможно, вы правы, – откликнулась Альма задумчиво. – К сожалению, я совсем не разбираюсь ни в выговорах, ни в травничестве, так что не могу судить.

– Подобное не стоит сожалений! – пусть госпожа Кроф вынужденно согласилась с сестрой, зато она получила возможность рьяно возразить Альме. – Приличным женщинам, особенно незамужним девушкам, не пристало увлекаться такими вещами, ради их же собственного блага.

Какие именно зазорные вещи – исследование выговоров или всё же изучение растений – госпожа Кроф имела в виду, Альма почла за лучшее не уточнять, лишь вежливо поблагодарила её за участие к своей судьбе.

На этом скользкую тему можно было бы благополучно закрыть, благо все стороны пришли к единому мнению (или, по крайней мере, сделали вид). Но госпожа Кроф, как ни жаловалась ранее на ужас, вызываемый одной лишь мыслью о пережитом, отчего-то не спешила избавить себя от неприятных воспоминаний и обсуждений: