Магические изыскания Альмагии Эшлинг

Надо ли говорить, что трапеза клуба магов «Абельвиро» и опустение дома семьи Гардфлодов выпали именно на четверг?

– Не думаю, что это хорошая идея, – барон Гардфлод воспринял идею сестры с куда меньшей радостью, нежели Альма. Его тяжёлые веки более не создавали впечатления, будто их вот-вот смежит дрёма, а тонкие брови непривычно сошлись к переносице.

– Отчего же? – Милли удивлённо воззрилась на брата.

Барон Гардфлод помолчал, прежде чем ответить:

– Не пристало двум юным благородным госпожам прогуливаться по парку без мужского сопровождения: некоторые тропы там слишком уединённы, деревья слишком густы, а в числе гуляющих не только люди нашего круга, но и всякий сброд.

– Скажешь тоже, – покачала головой Милли. – Да ведь не далее как месяц назад мы с Рейри вдвоём премило провели там послеполуденные часы, и за всю прогулку страшнейшей из угроз для нас явилась белка, беспардонно запрыгнувшая на подол Рейри и вскарабкавшаяся по нему в надежде чем-нибудь поживиться. В конце концов, это королевский парк, а не портовые доки.

– И всё же лучше бы вам не ходить, – стоял на своём барон Гардфлод; и вновь беспокойство за сестру заставило треснуть мраморную маску, сделало черты барона живее, человечнее. – Разве не хотела ты заняться декорированием каминного экрана? Или пригласить на чай приятельниц?

– Илой, да что на тебя нашло? – пухлые розовые губы Милли стали ещё заметнее на её лице – она надула их, как обиженный ребёнок. Однако выражение её глаз было недетским: за ребячливостью скрывалась растерянность.

– Действительно, какой резон сидеть взаперти в столь приятный день? – господин Толмирос пришёл на помощь невесте. А заодно включился в разгадывание необъяснимого поведения друга.

– Сам не знаю, – барон Гардфлод явственно задумался. – Возможно, вскоре начнётся дождь, и вы замочите свои очаровательные ножки, прежде чем добежите до экипажа или павильона.

– На небе ни облачка!..Ну, почти, – возмутилась Милли.

– Если опасения оправдаются, мы включим предсказание погоды в перечень твоих магических умений, – безмятежно рассмеялся господин Толмирос.

Милли сразу перестала дуться и тоже рассмеялась.

Барон Гардфлод не присоединился к их веселью – однако и не был оным задет. Пожалуй, даже был ему рад. Смутные намёки на тревогу изгладились из его облика. Вернулась аристократичная томность – усталость человека, которому не от чего уставать.

– Вновь я в меньшинстве, – сказал он без тени недовольства, просто озвучивая факт. – Что ж, будь по-вашему. Однако всё же дай мне слово, Милли, – барон повернулся к сестре, и в его голос вновь вплелось нечто непривычное, – не задерживаться в парке. Возвратиться домой до заката.

– Охотно даю тебе слово – у меня и в мыслях не было утомлять нашу дорогую гостью многочасовыми блужданиями, – Милли тепло улыбнулась брату, и дело было решено.

Оправдывая своё имя, королевский парк был непосредственно связан с одной из королевских резиденций – та располагалась в меньшей, всегда закрытой части парка, отделённой от основной части рекой Полоз, через которую перекинулся длинный мост Полоза.

Помимо реки парк являл гуляющим Длинное озеро, взаправду отличавшееся вытянутостью, и Круглый пруд, чьё название тоже находилось в полной гармонии с его видом. Были там и павильоны, и арки, и сады, и жемчужина парка – розарий, даже осенью полный цветов. Пусть ночи были уже холодны, и оттого нежные лепестки покрывались коричневыми пятнами, каждое утро садовники срезали осквернённые холодом цветы и оставляли распускаться новые бутоны, доверчиво тянувшиеся навстречу ещё тёплому солнцу. Поговаривали, там были собраны все виды роз, какие только цвели в Бонегии. Например, жёлто-оранжевые розы, пахшие вовсе не розами, а, представьте себе, апельсинами. Или обжигающе-красные розы, не имевшие аромата вовсе, зато яркостью превосходившие соседок, да к тому же отличавшиеся похвальной стойкостью перед лицом непогоды.

Любители старины могли найти отраду для очей и повод для философских размышлений в древнем святилище. Любители увеселений – отправиться на лодочную прогулку по Длинному озеру; впрочем, эта забава была скорее летней, чем осенней, по воде скользила лишь пара-тройка судёнышек.

Самые юные гости парка резвились на устроенном специально для них участке, пока их няни и гувернантки отдыхали там же на резных скамейках.

За исключением детского уголка и слишком уж ровного Круглого пруда вмешательство человека в природу было почти незаметным. В Бонегии предпочтение отдавалось таким паркам и садам, где пригляд садовников создавал иллюзию отсутствия пригляда. Словно всё росло, зеленело, цвело, текло как бы само собой. Пусть в чужеземье мода диктовала укрощение природы и расчерчивание её по линейке, бонегийцы из века в век предпочитали естественную красоту и упорно не поддавались иностранным веяниям. В нарядах – да; в украшениях, танцах, интерьерах – возможно; в ландшафтах – ни за что!